— Я специально расспросил: оба присутствовали. Даже вместе выторговали: чтоб по семь с половиной на брата.
— Вот ведь…Матушкино влияние. Пробивается все-таки. Я-то думал, человеком становится. А он вот, значит, куда? Хлебное место нащупал! Где он?! — Коломнин вскочил.
Но еще раньше с неожиданной резвостью поднялся, перегородив собой выход, Панчеев.
— Не пущу, пока не остынешь! Не зря, видно, сомневался, говорить ли.
— Еще и сомневался?!
— Похоже, не следовало. Тут взешенно бы надо.
— Ну-ну. Взвешивай. А я послушаю, — Коломнин отступил, и сам сообразив, что банковские помещения с десятком любопытных ушей не место для семейных сцен.
— Вот и послушай, — к Панчееву вернулась прежняя успокаивающая рассудительность. — И я сам себя послушаю. Потому что что-то все больше путаюсь. Оно, конечно, внешне выглядит неблагообразно. Но — покупателя этого и впрямь твой Димка нашел. И цена неплохая.
— Двести тысяч-то? Там долг на полмиллиона завис.
— А это не к нам вопрос. А к тем, кто залог этот на такую сумму оформил. Вот бы с кого спросить. Лучшей цены за такое барахло все равно не найти. И если сейчас не продадим за двести, завтра и за сто никому не впиндюрим. Так что для банка, выходит, прямая выгода.
— К чему ты все это?! Вы и работаете, чтоб банку выгоду приносить. За то и премии идут.
— Уж насчет премий-то! — Панчеев даже нижнюю губу оттопырил, как человек, услышавший бестактность. — Что там у нас по положению? Один процент от возврата? Это тысячи полторы долларов на двоих. Да и то, если Дашевский соблаговолит подписать.
Коломнин смолчал: выбить из прижимистого президента банка обещанные премии за возврат долга и впрямь было непростой задачей. Во всяком случае для самого Коломнина напористость в хлопотах не раз и не два оборачивалась взысканиями.
— То-то, — оценил его молчание Панчеев. — А тут -пятнадцать. И при этом банку никакого ущерба.
— Так не бывает!
— Ну, почти никакого! — подправился Панчеев. — Выгода все равно больше. А они, ребята наши: что мои, что твои, — ведь знают: тот же стервец — кредитник, деньги эти под липовое обеспечение выдавший, за это время от одних процентов получил тысяч десять. И как я после этого Димке твоему должен объяснить, в чем здесь социальная справедливость.
— Не знаешь?!
— Не знаю, — просто ответил Панчеев. — Вообще понимаю меньше, чем когда сюда пришел. Ты помнишь, Дашевский поручил мне как-то на правлении подобрать фирмы, торгующие банковским оборудованием, и предложить их управлению делами вместо старых, зажравшихся? Я просмотрел спецификации и — подобрал: и по качеству, и по цене раза в полтора выгоднее. Направил их к Управделами.
— И что? — вопрос собственно был риторическим.
— То самое. Они после этого еще дважды в цене падали, — так хотели за банк зацепиться. А только я недавно перепроверил, — кто раньше впаривалил, те и впаривают. Еще и цену задрали.
— Хочешь сказать, что управделами «наваривает» на банке?
— Без сомнений. Я, кстати, не поленился обсчитать, сколько банк на этом потерял. Цифру с шестью нулями не хочешь?
— Так что ж не доложил?!
— Зачем? И кому? Если президент в курсе, то чего ломиться в открытую дверь? — А если не в курсе?
— Тогда какой он президент? И тем более нечего лезть. Не мои это игры. Может, управделами за закрытой дверью с самим Дашевским и делится? Ему ж тоже «откатный» нал поди нужен.
— Осторожненьким, гляжу, стал.
— Битым. А стало быть, мудрым. Мне вот через пару месяцев здание на Шлюзовой продавать придется. Объявил конкурс среди риэлторских фирм. Крутятся они сейчас вокруг меня, как шмели. Так вот одна уже предложила: годовалый «Мерс» по себестоимости. Это при том, что я до сих пор на «восьмерке» битой езжу. А по предложенным условиям они, между прочим, банку так и так выгодней остальных.
— Послал подальше?
— Прежде бы послал. А сейчас не знаю. Понимаешь, расплылась эта грань. Потому и Димке твоему сказать нечего. Может, в самом деле, пусть возьмет? Хоть заработает чуток. Парень давно о подержанной иномарке мечтает.
Коломнин сокрушенно мотнул головой: «И ты, Брут!».
— Грань эта в нас, — заявил он. — И пока она есть, будет она и в тех, кто рядом с нами. Я так понимаю, Толя, кто-то эту планку должен держать. А все остальное — пыльца, чтоб глаза запорошить. Мы-то с тобой знаем: сегодня взял вроде без убытка для дела. Завтра возьмет на любых условиях. Здесь только переступи.
Он прислушался к молчанию Панчеева. Отчужденное было это молчание.
— Короче! Дмитрия от аукциона этого немедленно отстраняй. Хочешь, сошлись на меня. Мне все равно. Но если не отстранишь, имей в виду — сам подниму скандал. Не посчитаюсь!..
— Гляди! Ты — отец! — Панчеев поднял себя на руках, потянулся затекшим телом. Хотел что-то добавить. Но — мотнул только головой так, что тряхнулись щеки, и вышел.
Коломнин проводил его взглядом, отупело помотал головой. Димка, Димка! Вроде весь на глазах. Ведь непритворно же радовался новому делу. Учился взахлеб. Кажется, только на одном языке заговорили! Да и сам, телок, гоголем эдаким по банку ходил. Как же: сын, наследник. И вдруг — как из-за угла под колени. И главное — когда он это выносил?! Ведь не с этим же в банк шел! Или — здесь подцепил, как холеру?
Да, тягостным получилось возвращение.
Тряхнув головой, Коломнин потер виски и попробовал созвониться с Четвериком.
— Вячеслав Вячеславович до конца дня в мэрии, — после паузы сухо отреагировала вышколенная секретарша.
Решительно набрал номер мобильного телефона Ознобихина.
— На проволоке, — послышался вальяжный голос.
— Здравствуй, Николай. Это Сергей Коломнин.
— О, тайский половой разбойник! — возликовал Ознобихин. — С возвращением. Где увидимся?
— Может, в кабинете Дашевского. Выходит, в Тайланде не догулял, чтоб очередной транш Гилялову пробить?
— А что было делать? — не стал отпираться Ознобихин. — С тобой, упертым, воевать, как бы себе дороже. А дело надо делать.
— Какое, к черту?!.. — Коломнин перевел дыхание. — Пятьдесят миллионов без надежного обеспечения. А если они рассыпятся? Представляешь, как банк тряханет!
— Кто не рискует, тот шампанского не пьет. Да и риск больше в твоей больной голове. Не обижайся, но уж больно ты бдительностью замучен.
— Тогда и ты не обижайся, но я добьюсь встречи с Дашевским и выложу все, что об этом думаю.
— Жаль, что мы говорим на разных языках, — голос Ознобихина и впрямь выглядел огорченным. — Но — твое, как говорится, авторское право. Будь!
Он отсоединился.
Коломнину не пришлось просить об аудиенции. Через пятнадцать минут раздался звонок, — из приемной президента банка. Дашевский срочно требовал вышедшего из отпуска начальника УЭБ к себе.
Но прежде, чем Коломнин сел в машину, его перехватил Лавренцов, молча вручивший короткую справку: какой-либо информацией об убийстве в Москве бизнесмена Шараева правоохранительные органы не обладали.
Банк «Авангард», подступавшийся к своему десятилетнему юбилею, за прошедшие годы проводил интенсивную и достаточно беспорядочную скупку зданий: то здесь подворачивалось ухватить по дешевой цене, то там что-то надо было делать с помещениями разорившегося должника. В результате банковские службы оказались разбросаны по всей Москве. И почти всякое совещание в центральном офисе задерживалось, потому что кто-то из основных участников безнадежно буксовал в «пробке».
Впрочем центральный офис — это сказано чересчур громко. Помещения, в которых расположился аппарат президента, находились в панельном девятиэтажном здании, в котором банк арендовал пять этажей у НИИ «Нефтехимпродукт».
Здание это было не то чтобы неказистое. До девяносто пятого года оно смотрелось даже и неплохо, хотя и тогда уже в центре Москвы вырастали тонированные золоченые громады банков-конкурентов.
И все-таки было это убежище, скажем так, не хуже многих прочих. Пока по соседству не вырыли огромный котлован, и стремительными, невиданными для России темпами начал подниматься поблизости роскошный пирамидальный комплекс, все более отгораживая запыленные банковские окна от солнечных лучей.