Чуть сзади, справа и слева от кресла, вырисовывались два мужских силуэта, подчеркнуто строгих в своей неподвижности, — будто почетный караул.
В отличие от Зала заседаний, здесь на стене, прямо за креслом президента, была лишь одна фотография — о чем-то задумавшегося молодого красивого азербайджанца. Не трудно было сообразить, что это и есть Тимур. В нем не чувствовалось неистовости отца. Но угадывалась так ценимая женщинами мягкая уверенность. Глядя на него, Коломнин с тоской понял, как должна была любить его Лариса. И лишний раз подумал, что их встреча в Тайланде скорее всего была лишь эпизодом для отчаявшейся без любимого женщины.
Впрочем, эта фотография не была единственной в кабинете.
Многочисленные — по стенам — шкафы наряду с кубками, медалями, сувенирами оказались заполнены цветными фото, на которых нынешний Фархадов был изображен в окружении знаменитостей: Фархадов, принимающий орден от Горбачева; Фархадов и Ельцин — во время поездки последнего по Сибири; Фархадов в окружении приглашенных из Москвы кинозвезд; Фархадов и Вяхирев, обнявшись, в Газпроме. Одна привлекла Коломнина особо: Фархадов и Гилялов. Чуть сзади расположились еще несколько человек, среди которых, как всегда, хитровато улыбался Слав Славыч Четверик.
Из некоторой забывчивости Коломнина вывел сладостный голос Хачатряна, который, подойдя вплотную к креслу, с чувством принялся произносить приличествующие случаю слова.
— Ладно, ладно, давай без дежурных славословий, — осадил его Фархадов, сделав жест подняться из кресла. И тотчас стоящие сзади люди подхватили его под руки. Но не так, как подхватывают немощного старика. Казалось, это и не поддержка, а скорее очередной знак глубокого уважения. Впрочем руки оба убрали лишь после того, как Фархадов окончательно встал на ноги и даже разогнулся, с некоторым усилием преодолев пригнувшую с годами сутулость. — А это что с тобой за молодец?
— Позвольте представить — Сергей Викторович Коломнин. Начальник банковской службы экономической безопасности. Тоже вот прилетел вас поздравить.
— Ну, зачем может прилететь экономическая безопасность я и сам догадываюсь, — усмехнулся Фархадов, внимательно разглядывая гостя. — Но имейте в виду, хоть вы и любимый банк, — не дадите кредит: поссоримся.
— Кредит?! — невольно переспросил Коломнин. Его задача была выяснить, как вернуть прежние деньги. Обсуждать выдачу новых — к этому он был не готов и потому невольно перевел взгляд на зардевшегося Хачатряна.
— Может быть, этот разговор стоит перенести на завтра? Сегодня у вас такой день, — поспешно сгладил остроту ситуации тот.
— Обычный день. Немножко неприятней, чем другие. Вот через год на семидесятипятилетие, если доживу, — тут да! Налетят. Даже сейчас подумываю, не махнуть ли недельки на две в тайгу по старой памяти? С ружьишком.
— Да что ж это вы такое говорите, Салман Курбадович?! — неожиданным фальцетом возмутился высоченный пятидесятилетний мужчина с припухлым лицом. — Это что, ваш личный день? Это для всей российской нефтегазовой отрасли праздник. Да что там? Для всей России.
— Так что, дорогой дядя Салман, придется денек-другой пострадать! — охотно поддержал его и другой «караульный» — невысокий молодой азербайджанец. И речь, и движения его были быстры и порывисты. Причем всякая фраза, и всякое движение как бы наталкивались на предыдущие и оттого выглядели скомканными.
— А уж насчет того, чтоб не дожить: и слушать-то неудобно, — огорченно зацокал и Хачатрян. — Да поглядите на себя: вы еще нас всех переживете. Каждый раз выхожу от вас и думаю: господи! Ну почему ты не дал мне толику той энергии, что бушует в Салман Курбадовиче. Это ж горы можно свернуть.
— Так и сворачиваем! — напомнил ему высокорослый. — Какие горы под руководством Салман Курбадовича сворачиваем. И все трое, перебивая друг друга, заговорили.
Коломнин, более привычный к скрытой, изощренной лести, принятой в банке, с некоторой растерянностью посмотрел на Фархадова и натолкнулся на встречный, следящий за его реакцией взгляд.
— Будто дети малые, — посетовал Фархадов. — Не остановишь, так и будут галдеть. Ну, довольно пустых слов. Или полагаете, я за свою жизнь мало лести наслушался? И от каких людей! Начнете хвалить, на дело времени не останется. А мне за оставшиеся годы дело надо успеть сделать. Что с сыном начинали.
Едва произнес он слово «сын», как остальные умолкли и разом перевели скорбные лица на фотографию.
— Кстати, познакомьтесь с моими ближайшими помощниками, — припомнил Фархадов. Он подманил к Коломнину молодого азербайджанца. — Казбек Мамедов. Мой зять и продолжатель, можно сказать, дела.
— Очень приятно, — поздоровался Мамедов голосом, в котором можно было найти все, кроме удовольствия. Своим видом он как бы давал понять: знаю, что приехал ты с неприятностью. Но обидеть дядю Салмана не дам!
— А этот говорливый господин — наш финансовый бог.
— Мясоедов Григорий Александрович. Финансовый директор. Рад буду служить, — рука Мясоедова оказалась наподобие большой, хорошо взбитой подушки.
— Болтлив, как женщина. Но дело в общем-то знает, — не стесняясь присутствием сотрудника, охарактеризовал Фархадов. — Вот с ним завтра главный разговор будет. Он у нас все расчеты ведет. Думаю, миллионов пять-десять нам для начала хватит.
От этих небрежных «пять-десять» Коломнина бросило в краску, и он даже собрался ответить некой умеренно язвительной фразой. Но тут дверь раскрылась, и с папкой в руках вошла секретарша.
— Поздравительные телеграммы, — объявила она.
— Ишь сколько. Делать людям нечего, вот что скажу, — неодобрительно поцокал Фархадов. — Уберите с глаз, Калерия Михайловна. Длинный палец его однако пробежал по пачке, как бы измеряя толщину, и даже слегка поворошил.
— Есть и от Богданова. И от Алекперова. Само собой, от Гилялова, — чем хороша вышколенная секретарша, тем, что научилась отвечать на незаданные вопросы. — Простите, Салман Курбадович. Но там приглашенные заждались.
Последняя, исполненная укоризны фраза Калерии Михайловны, почему-то была обращена к Хачатряну.
— Подождут, никуда не денутся. Все готово?
— Как вы приказали — накрыто в Нефтяном доме, — подтвердил Мясоедов. — Лично проследил.
— Хорошо. Тогда отвезите всех туда. Я попозже. И вас приглашаю, — обратился он к Коломнину. — Откажете — обидите.
— Не откажу, — в тон ему кивнул Коломнин. И тут же ощутил недовольство присутствующих: видимо, сказанное выглядело здесь дерзостью.
— Да! Салман Курбадович, — напомнила о себе секретарша. — Звонила Лариса Ивановна. Просила передать, что приехать в Нефтяной дом не сможет.
— Как это не сможет?! — взволновался Фархадов. — У меня День рождения. А любимая невестка не сможет. Нет уж! Мой праздник — ее праздник. Вот ведь упрямая женщина! Не может она! Знаю, у внучки грипп. Но надо же и развеяться. Молодая все-таки. А заперла себя эдакой затворницей. Никуда не вытащишь!
Подозвал нетерпеливо Мамедова.
— Езжай за Ларисой, Казбек. Скажи, я…
— Велел?
— Зачем велел? Просил.
— А если упрется? Знаете ее.
— А если не уговоришь, так и сам не возвращайся! — и величественным жестом выпроводил недовольного зятя. — Остальных прошу в мою машину.
— Что это за ерунда насчет нового кредита? — улучив момент, Коломнин придержал Хачатряна. — О чем здесь вообще речь? Они что, перекредитоваться хотят?
— Да нет, именно новый. Им в самом деле нужны деньги, чтоб нитку до трассы дотянуть. Дотянут — сразу поток пойдет. А без этого и прежний долг не отдадут.
И озабоченно увеличил шаг, чтоб не отстать от Фархадова, уже взятого в кольцо представителями «вражеских» банков.