Коломнин нетерпеливо освободился от цепкой руки, помимо воли владельца сжавшей его локоть. Вернулся к подрагивающему должнику.
— Так что надумал, Островой?
— Здесь и думать нечего. Я полагал, что доверяюсь порядочным людям. И оказался заложником…
— Брось пылить! Порядочные люди! Джентльмены! Ты-то тут причем? Ты обычный кидала. И им по гроб жизни останешься. Только сегодня ты вляпался. И потому выбор простой…
— Тогда сдавайте! — Островой прихлопнул изящной ладонью журнальный столик, так что по застекленной поверхности поползла паутина. — Ничего! Выживают и в русской тюрьме. Только вы у меня во чего теперь получите! Я вас с этим иском два года мурыжил. И, будьте покойны, еще лет на пять хватит. Не хотите по-доброму. Так вот вам мой максимум — четыре миллиона. И ни гроша сверху!
Он гордо откинулся, сцепив на груди побелевшие пальцы.
— Я же предупреждал! — подбежал Янко. — Отойдемте еще!.. Сергей Викторович! Нельзя так зажимать в угол. Дай ему вздохнуть. Ты и так невозможное сделал. Да за четыре лимона Дашевский тебя всего обсосет. Аж по гланды. О девяти никто и не думает. Ну, предположим даже фантастический вариант, — выбьешь их. Но дальше-то? Получишь жалкую премию тысяч в пятьдесят. Твоего ли масштаба деньги? А этот, я уверен, выложит тебе лично с поллимона. Улавливаешь? И все будут довольны. Давай я сам все порешаю. А ты как бы в стороне. У тебя что, в самом деле личных проблем не существует?
Под прищуренным взглядом несколько сбился:
— Не о себе. О тебе хлопочу. Это ведь бизнес.
— Очень уж русский бизнес.
— Гляди. Будет ли еще когда такая возможность деньжат влегкую срубить?
— Надеюсь, нет. А теперь отойди в сторону и — чтоб больше не дергался! — потребовал Коломнин. — А тебе, Островой, отвечу так. Выживают и в российских тюрьмах — то правда. Только для этого большие деньги нужны и приличные связи. Связи ты все профукал. Потому что всех, кого мог, кинул. Знаешь, сколько в уголовном деле потерпевших? И все люди небедные. Уж они найдут способы тебя покарать. Да и с нашим иском не так все сумрачно. Ты ведь затягивал, потому что услуги адвокатов с «левых» счетов щедро оплачивал. Я думаю, там тоже немало наворованного. Но из Бутырки управлять зарубежным счетом тебе будет проблемно, я так рассуждаю. А, стало быть, адвокаты твои разбегутся. И процесс быстренько пойдет к завершению. Улавливаешь логику?
Островой все улавливал: в пронизывающе злом взгляде его углядел Коломнин надломленность.
— Так что, звонить?
— Совсем за глотку схватили! — прохрипел, вскакивая, Островой. — Давайте хоть на пяти, на шести даже сойдемся. Жить-то я на что-то должен!
— Но-но-но! Только без плача Ярославны на Путивле. На жизнь ты как раз нажировал.
— Хоть семь! Для чего-то я сюда приехал.
— Вот за этим ты приехал! — Коломнин достал из портфеля и помахал пачкой документов. — За собственной свободой. И это ее цена. Девять! Или — звоню.
— Тогда звони! — отчаянно выкрикнул Островой. Но рука Коломнина столь стремительно метнулась к телефону, что он понял — это не блеф. Странный банковский безопасник на самом деле только и ждет повода, чтобы сдать его Интерполу.
— Ладно, ладно! — быстро произнес он. — Согласен! Он развернулся к Янко, все это время пытавшегося привлечь его внимание, с чувством рубанул ладонью по сгибу другой руки:
— А тебе во!
Янко стремительно побледнел.
— Стало быть, все девять? — с плохо скрытым сожалением уточнил Коломнин.
— Сказал же! — Островой поднялся, схватил со стола мобильник, барсетку, смяв ее пальцами. — Банкуйте, суки! Завтра оформим.
— Немедленно! — остановил его голос Коломнина. — Вызывайте своих адвокатов. Мы — своих. И прямо сегодня составим мировое соглашение.
— Но прямо сейчас стремно, — Янко под испепеляющим взглядом Острового замялся. — Адвокаты могут быть заняты. Мы не предполагали, что так скоро… Это — Европа. Здесь не привыкли решать столь стремительно.
— Раз я здесь — будут привыкать. Янко! — Коломнину все это изрядно начало надоедать. — Ты с швейцарскими адвокатами банковскими денежками рассчитываешься. Вот и изволь заставить отработать.
— Но даже если соберем немедленно, — Островой угрюмо покачал головой. — Пока утрясут, отредактируют, — тут работы даже не на часы. Может, на сутки.
— А ничего, не соскучимся, — успокоил его Коломнин. — Вы в преф играете?
— В преферанс? Играл студентом.
— Во! Стало быть, будет, чем ночь занять. Люблю я, знаете ли, ловленного мизера половить. Ну, что застыли, добры молодцы? Работаем, работаем!
Островой и Янко изумленно переглянулись, — в человеке, только что добившемся своей, казавшейся недостижимой цели, явственно проступало необъяснимое раздражение. Островой еще раз внимательно присмотрелся, пытаясь отгадать причину непонятной ему личной озлобленности. Но напрасно Василий Островой судорожно перебирал в памяти «кинутых» им людей. Озлобленность Коломнина была обращена против другого — против самого себя. Озлобленность, в которой перемешались гадливость и отвращение. Потому что в эту минуту разошлись интересы банка и государства: исполнив волю Дашевского, он предал Волевого. Следователя и бывшего коллегу, который два года неустанно, отказываясь от отпуска, жертвуя выходными, преследовал преступника, охваченный единственным желанием: посадить его на скамью подсудимых и тем доказать, что в России пришло время возмездия ворам. Этой же страстью был прежде охвачен и сам Коломнин. И вот теперь он возвращает преступнику улики и — избавляет от тюрьмы. Он предал не только Волевого, но и свое прошлое. Себя в себе. Что-то надорвалось внутри Коломнина.
Еще в Женевском аэропорту Коломнину дозвонились из секретариата Дашевского и предупредили, чтобы по прилете в Шереметьево он прошел в vip-зал и там дождался Льва Борисовича. Президент вместе с Ознобихиным улетает на банковский симпозиум в Лондон, но перед отъездом хочет обязательно переговорить.
И теперь утомленный Коломнин попивал шереметьевскую минералку перед огромным телевизором, прикидывая рейс, на котором сегодня же успеет вылететь в Томильск.
— Гигант! Просто гигант! — послышалось от двери. Коломнин едва успел подняться, как его обхватил и принялся охлопывать стремительно, по своему обыкновению, вошедший Дашевский. Сзади груженный дорожным портфелем поспевал один из помощников. — Всех поразил! Это, я тебе скажу, — vip-результат. Хоть, знаю, прошел по краю. Не боялся, что все вообще обломится? Или… на принцип пошел?
Проницательный Дашевский испытующе вгляделся, определил что-то, отчего зрачки несколько потемнели.
— Ну, и черт с тобой! Победителя не судят. Немедленно дам команду, пусть готовят на тебя премию… в пятнадцать тысяч долларов. Заслужил!
— Не надо мне премии, — Коломнин с трудом сдержал усмешку: Андрюша Янко, предсказывая ему «жалких» пятьдесят тысяч с барского плеча, явно погорячился.
— Что значит «не надо»? Намекаешь, что мало?!
Впрочем он и сам прекрасно понимал, что мало. Слишком мало, чтоб по банку не пошли новые пересуды о его скупости.
— Ладно! Черт с тобой, вымогатель. Пользуйся моей добротой. Получишь… сорок тысяч. Этого, надеюсь, тебе довольно или прикажешь весь банк к ногам положить?
Этого бы хватило. Во всяком случае, чтобы купить небольшую квартирку: после ухода из дома Коломнин до сих пор не имел жилья в Москве.
— Вообще не надо за это никаких денег. Вы попросили — я сделал.
— Брезгуешь, стало быть? — чутко догадался Дашевский. И недобро прищурился. Отказ от премии оскорбил его куда сильнее попытки поторговаться. — Что ж, вольному воля. Куда теперь?
— Прямо сейчас возвращаюсь в Томильск. За мной ведь «Нафта».
— Да, да. Конечно. Назад особенно не торопись.
— А как же аттестация?
— Это даже в голову не принимай. Защитишься по возвращении. Да и то формальность. Ты у нас теперь герой. Ну! — он вымучил дружескую улыбку и, давая понять, что аудиенция закончена, негодующе развернулся к топчущемуся помощнику. — Где наконец Ознобихин? На посадку пора.