«Кто бы сомневался»? — пробурчал, выходя, Коломнин.
Седых поджидал внизу.
— Что?! — нервно спросил он. — Поехали в управление.
— Значит, восстанавливают?!
— Нет. Еду за вещами. Ухожу на самостоятельный проект. Имею несколько вакансий. Так что скажи там хлопцам, если кто захочет, — до конца дня буду у себя в кабинете. Само собой, твоя вакансия первая.
— Что за проект?
— По правде стремный. «Нафту» станем вытягивать. Но нам ли, бывалым операм, привыкать к трудностям? Коломнин приподнял руку, собираясь успокоительно положить ее на плечо приятелю. Но — не положил: Седых с отчужденным лицом сидел, пригнувшись к рулю.
В его собственном кабинете вовсю хозяйничали. Пашенька Маковей был едва виден из-за документов, вывернутых из ящиков стола. В шкафу перебирала что-то Катенька Целик. При виде Коломнина Маковей запунцовел:
— О! Сергей Викторович! Так рано. А мы вот тут… Вам уже сказали? Коломнин кивнул, с интересом разглядывая обоих.
— Вы не подумайте, — Пашенька, спохватившись, поднялся. — Я не набивался. Наоборот. Но там как-то все так решилось…
Под насмешливым взглядом Катеньки он сбился.
Среди прочих бумаг Коломнин углядел еще один вариант концепции. Взвесил на руке:
— Что? Плод ума холодных наблюдений?
— Так тут и ваши мысли. Я как бы использовал их как основу. Но, конечно, многое доработал. Переосмыслил, — он сбился. — В общем я очень надеюсь, что вы не откажетесь помогать всячески. Преодолеете, так сказать, амбиции во имя дела.
— И в качестве кого я должен их преодолеть? — заинтересовался Коломнин.
— Я пока еще не продумывал детально, по персоналиям, — Пашенькин пигмент отрыгнул на щеки свежую, особой ядовитости краску.
— Вообще-то кандидатуры руководителей управлений уже размечены, — как бы в никуда произнесла Катенька. — Если только начальником отдела. Но я лично неуверена, что с этической точки зрения для Сергей Викторовича это будет целесообразно.
— Да, этические проблемы здесь имеют место быть, — согласился Коломнин. — А ты, Катя, должно быть, станешь ядром кредитного подразделения? Достойно.
— Что вы хотите этим сказать?
— Ничего. Добивалась и — добилась. Интересная вы, ребята, поросль. Упорная.
— Что ж в том плохого? — Целик раздосадованно наморщила носик. — Чтоб в наше время пробиться, нужно быть жизнестойким.
— С этим не поспоришь, — признал Коломнин. — Кстати, знаете, какие самые жизнестойкие растения? Такие, что никакими химикатами не вытравишь? Правильно, — сорняки.
Он неспешно повесил на «рога» дубленку, поставил на привычное место портфель.
— Я тут на полчасика спущусь перекусить. И чтоб к моему возвращению все было на месте, кроме вас самих! Засим имею быть.
Он ернически поклонился, с садистским удовольствием обнаружив в глазах и у Пашеньки, и у Катеньки ужас людей, которые не сомневались, что Дашевский изменил прежнее решение, а значит, оба они только что отчаянно, непоправимо «прокололись».
Внизу, на первом этаже, размещался малюсенький ресторанчик, предназначенный для высших менеджеров банка. Обычно Коломнин предпочитал общее кафе, куда спускался в компании своих замов. Но сегодня хотелось побыть одному. Да и замов он больше не имел.
Ресторанчик представлял собой круглый стол. По мысли Дашевского, круглый стол символизировал собой неразрывную связь руководителей банка. С другой стороны, был он достаточно велик, чтоб вести доверительные беседы: разговоры на одном конце до другого не доносились.
Но когда туда вошел Коломнин, ресторанчик был пуст. Официант, глянув на дверь, неспешно отложил иллюстрированный журнал, живо принес заказ и вновь углубился в разгадывание кроссворда. Через некоторое время, что-то заслышав, он отбросил чтиво, поправил суетливо «бабочку» и, подбежав к двери, поспешно распахнул ее перед вице-президентом банка Ознобихиным.
— Давай что-нибудь, но только живенько, — потребовал Ознобихин. И тут обнаружил Коломнина. Тень смущения почудилась Коломнину. Но скорее лишь почудилась. В следующую долю секунды Николай расплылся от удовольствия.
— Привет, старый! — в обычной своей, снисходительно-ироничной манере поздоровался он. — Не сердишься, что так по-дурацки на правлении получилось? Представляешь, народ как с цепи сорвался. Просто-таки один за другим за Маковея. Крепко ты, должен сказать, постарался.
— Мне это сегодня уже Дашевский разъяснил.
Ознобихин устроился рядом, нетерпеливым жестом отогнал официанта («Сказал же, -как обычно»).
— А если совсем до конца, я сам это и организовал. Руби шею, — он покаянно положил голову на салфетку.
От неожиданной откровенности Коломнин едва не поперхнулся.
— А затем, что достал ты меня! Ни один вопрос без драки не решали. Разве так можно работать?
— С Маковеем, конечно, будет удобней.
— А то! Он мне всем обязан, так что, как бобик на поводке плясать станет.
— Да! Пока случай куснуть не представится.
— Зубы обломает. Да и не о себе одном я думал. Главное — о твоей пользе.
Коломнин как раз пил сок. На этот раз он подавился всерьез, так что Ознобихин озабоченно застучал кулаком по его спине.
— Я без шуток. Ну что тебе эта должностенка? Пара тысяч баксов и куча проблем? Ты же классный спец, Серега. И юрист, и экономист, каких мало. Вот и реализуйся на серьезных проектах. Хоть заработаешь.
— Похоже, ты уже в курсе, чем я теперь заниматься буду?
— Смешно бы было, — Коля придвинул блюдо с овощным салатом, с хрустом запустил зубы в лист капусты. — Мне еще с вечера Хачатрян позвонил. Вроде как посоветоваться. Опомнился, засранец! Я их, сволочей, всегда учил: хочешь наварить? Имеешь право. Но — не зарывайся. Или потеряешь все. Кстати, ты меня крепенько удивил, что согласился «Нафту» вытаскивать. Там ведь, похоже, беспросвет. Не из-за Ларисы? Или — есть шанс чего-нибудь замутить? Не зря ж тебе Дашевский чуть ли не лицензию на убийство выдал. Во всяком случае, буду рад, если тебе удастся. Я, кстати, Дашевскому насчет этой смехотворной твоей премии высказался. Так что — помни, кому обязан котрактом. И — цени.
— Я тебя еще больше ценить буду, если ты мне расскажешь, когда Гилялов собирался выкупить «Хорнисс холдинг» вместе с акциями «Руссойла» и почему до сих пор не выкупил?
Некоторое, очень короткое время раздавалось лишь хрумканье капусты в крепких зубах.
— Так вот с какой стороны ты решил деньжат для «Нафты» отгрузить, — сообразил Ознобихин. — Мудро. Но не актуально.
— Что значат сии слова? — в разговорах с Ознобихиным Коломнин, подражая ему, как-то непроизвольно переходил на несколько витиеватый тон.
— Значат они, что у нас с Гиляловым существует соглашение: пока он не выкупит акции, мы ими не голосуем.
«Вот почему решения „Руссойла“ штамповались из года в год», — понял Коломнин.
— А когда все-таки должен был выкупить?
— В течение года, — неохотно припомнил Коля. — Но — там у него с деньгами не заладилось. Так что попросил об отсрочке. Понимаешь, мы как раз планировали, что он перекупит у банка компанию на накопившиеся дивиденды.
Коломнин присвистнул.
— Я не ослышался, Коля? То есть банк за свои деньги выкупил акции, держит их на балансе, несет потери. И все это для того, чтобы Гилялов мог забрать их задарма?
— Не просто Гилялов, а стратегический партнер! — рассердился Ознобихин. — Вижу, Серега, мы по-прежнему не понимаем друг друга. Генеральная нефтяная компания, к твоему сведению, ежемесячно поставляет на Запад нефтепродукты именно через «Руссойл» и, конечно, заинтересована в полном контроле над ним. Я понимаю, что у тебя ответственность за возврат долга «Нафты», но тут и сравнивать смешно: какое-то месторожденьице в глуши Сибири и — стратегический партнер, на которого банк собирается сделать ставку. Дашевский знает?
— Да. Можешь ли ты мне передать соответствующий договор, по которому банк обязуется перед Гиляловым держать эти акции на балансе, не получая дивидентов?