И, безысходно махнув рукой, вышел, стараясь ступать бодро.
Встревоженные взгляды оставшихся были устремлены на президента компании. Лишь Калерия Михайловна упорно пыталась втиснуть ему приготовленный валокордин.
— Да убери эту пакость! — Фархадов раздраженно отбил ее руку. Насмешливо оглядел остальных. — Что разглядываете? Перепугались, небось, что не на вас поставлю? Ладно. Как это говорят? Из глаз долой, из сердца вон? Выбор сделан. Назад хода нет. Пробуйте. Я поехал домой. Подготовите подробный план — мне на утверждение.
Сделав шаг, остановился.
— Казбек, с сегодняшнего дня Ларисе выделить охрану… И этому тоже, — острый палец уперся в Коломнина.
Следом за Коломниным в «предбанник» вышел Резуненко.
— М-да, нашел, чем уесть Деда, сволота, — пробормотал он. — Прямо под дых махнул.
— Это ты насчет «железки»?
— Само собой. Дед потому и сник, что и впрямь по сути своими руками власть над ключевой точкой отдали.
— Так, может, можно вернуть? — вскинулся Коломнин.
— Если бы так. Но чечены, во что вцепились, того не отдают, — Резуненко увидел, что собеседник нетерпеливо ожидает разъяснений. — А, так ты же еще до этого не доехал. На узкоколейке давно чеченская группировка заправляет. — Но как они там оказались, если «железка» строилась по инициативе «Нафты»?
— Тимур привел, — мрачно объявил Резуненко.
— Тимур?! — Коломнин не смог сдержать изумления. И это почему-то рассердило Резуненко.
— Да, Тимур! Чего вылупился? Там же народец знаешь, какой собрался? Оторви и брось. Потом менты с поборами подъезжать начали. А чечены взялись порядок навести. Вот Тимур и решил, чем самим воевать, так лучше чужими руками. Вот и!.. — он собрался смачно выругаться, но из Фархадовского кабинета вышла Калерия Михайловна. И это его остановило. — А, чего теперь воздух трясти?
— Погоди, — Коломнин был искренне озадачен. — Но Тимур, насколько я успел понять, был человеком вменяемым. А вязаться с мафией — это же стремно.
— А наш бизнес вообще стремный. Хотя пытался я его предупредить. Но Тимур, он же заводной был. По части упрямства в папашу пошел. И, если надо было переть буром, то — буром. Надо смести — сметал, — Резуненко подметил неодобрительный взгляд, что бросила на него прислушивавшаяся к разговору секретарша. — А что ты в самом деле хотел? Быть возле нефти и не измазаться — такого не бывает.
И, коротко кивнув Калерии Михайловне, вышел в коридор.
Коломнин был озадачен. Хотя что в самом деле ожидал он? До сих пор он знал о Тимуре со слов вдовы, отца. Отсюда эдакий сусальный образчик благочиния. Но ставить на ноги нефтяную державу — труд не для ангелочков.
Внезапная мысль заставила Коломнина выскочить вслед за Резуненко.
— Послушай, Виктор, — он придержал Резуненко за локоть. Убедился, что поблизости никого нет. — А убийство Тимура, не могли чечены?..
— Все так думали, — не удивился вопросу Резуненко. — Многие и до сих пор считают. И Фархадов тот же. Потому всю работу с «железкой» на Мясоедова и переложил. Вроде как мараться не хотел.
— А ты сам как?
— Не исключено, конечно. Ведь пока Тимур был жив, он их в руках держал. И реальной власти не отдавал.
— Так тем более!
— Тем менее! — огрызнулся Резуненко. Было заметно, что мысль эта и самому ему не давала покоя. — Больно тонкая комбинация образуется. Ведь чтоб акции на себя переписать и свою команду поставить, мало было Тимура завалить. Должно было после его смерти все срастись. И чтоб Салман Курбадыч с инфарктом свалился, и чтоб Мясоедов, паскуда эта, провалил все, что можно. Короче, чтоб компания в безнадзоре оказалась. Могли они все это просчитать? Полагаю, вряд ли.
И вместо прощания с чувством нахлобучил косматую шапку на косматую гриву.
В один из первых мартовских дней в кабинет Коломнина негромко постучались. Зашедший перед тем Богаченков удивленно обернулся: по банковской привычке Коломнин держал двери приоткрытыми, — все желающие могли зайти без стука с любой проблемой. И желающих таких становилось все больше и больше. Что вызывало справедливые нарекания со стороны финансового директора Шараевой: бесконечные пустые визиты отвлекали Коломнина от главной задачи. Но сам он слишком привык к такому стилю в банке и отказываться от него не желал. Кроме того, подобная доступность приносила и дивиденды: за время доверительных бесед ему удалось узнать об изнанке компании то, что невозможно выяснить и за годы сидений на совещаниях.
— Войдите, — удивленно пригласил Коломнин, когда в приоткрытую дверь постучали вторично: мягко, будто подушечками пальцев.
Зазор чуть увеличился. И в нем образовалось сияющее радушием, хотя и заметно смущенное лицо Мясоедова. В последние дни Мясоедов в компании почти не бывал, дожидаясь расчета. На просьбы помочь разобраться в оставляемом наследстве, отвечал ехидно, что-нибудь вроде: «Вы же все умные. Сами разберетесь». Тем более неожиданен показался и сам визит, и робость визитера.
— Не помешал? — Мясоедов огляделся. — Неуютно у тебя что-то, Сергей Викторович. Для твоего уровня обстановочка несерьезная. Дай команду перенести из моего кабинета диван, телевизор. Мишура, а — облагораживает.
— Да нет, не стоит. Сплю я в пансионате. Там же и телевизор. Хотя времени на него, признаться, не остается. Да вы садитесь. Дивана, правда, нет. Но стул свободный — завсегда.
Мясоедов глазами значительно покосился на Богаченкова. Но Коломнин намек проигнорировал. Более того, сделал знак Богаченкову остаться: разговаривать с двуличным Мясоедовым было надежней при свидетелях.
— Я чего пришел-то? — Мясоедов вздохнул. — Решил, что неправильно это — вовсе отстраняться. Сначала, конечно, разобиделся на Салман Курбадовича. А потом подумал: разве чужое все? Разве мало моего труда здесь? Не хочется, чтоб прахом пошло. Правильно думаю, нет?
Коломнин ждал, пытаясь сообразить, к чему клонит нежданный визитер.
— Дошло до меня, что ты письма покупателям конденсата разослал, что от их услуг отказываешься.
— Стало быть, уже получили, — прокомментировал оживившийся Богаченков.
Мясоедов хмуро покачал головой.
— Получили, конечно. Только повода для веселья не вижу. Чему радоваться? Они с нами много лет работают.
— Два, — уточнил Богаченков.
— Два в нашем бизнесе — тоже много, — Мясоедов будто ненароком повернул стул так, что Богаченков оказался за его спиной, — отсекая его тем от разговора. — Люди привыкли. Компания привыкла. Опять же у них устоявшиеся отношения с одноклейкой. Все отлажено. — Да это мы все как будто на совещании проговорили, — любезно припомнил Коломнин. — К чему опять возвращаться?
— Потому что хочу от ошибки роковой уберечь. Ты же деловой человек, Сергей Викторович. Зачем так сразу ломать? Хочешь менять условия в свою пользу? Да, можно. Когда сильным станешь. Можно и теперь. Только аккуратно. Но — ломать зачем? Люди ведь. Интересы там. Давай переговорю с тем же «Магнезитом». Изменим цены. Разумно, конечно.
— Разумно и изменили, — Коломнин протянул ему прайс-лист с последними, утвержденными накануне у Фархадова отпускными ценами.
При виде их Мясоедов аж зацокал:
— Думаешь, если арифметику выучил, так и всю математику превзошел? Да кто такой скачок выдержит? Надо плавно. Половину хотя бы. Тоже трудно. Но — ко мне прислушиваются — переговорю, добьюсь.
— Не будет никакой половины, — Коломнин, потянувшись, отобрал у него прайс-лист. — А будет эта цена.
— Глупые вы все-таки люди, — Мясоедов не погнушался развернуться, так, чтоб охватить взглядом и Богаченкова. — Пришли, поломали. А дальше?
— А дальше в компанию пойдут нормальные деньги, — Коломнин намекающе придвинул к себе распухшую от бумаг папку.
— Ой ли? — Мясоедов поднялся. Любезность Коломнина произвела на него самое негативное впечатление. — А я иначе полагаю: нельзя разорить осиное гнездо и чтоб не покусали.
— Ничего. Бодягой подлечимся.
— Так это смотря скольких разорить. А то ведь и насмерть, — и Мясоедов, коротко кивнув, вышел.