— До сих пор был «да».
— Надеюсь, таким и остался. Ты работаешь на банк и, между прочим, за хорошие деньги. А высокий политик (примеч. — ударение на последнем слоге), — это, знаешь, не забота сотрудников. В общем, приказ о твоем переводе я уже подписал. Так что можешь слетать за вещами. А, пожалуй, и не надо. Скажи от моего имени хозяйственникам, — все доставят. Зачем тебе лишние разборки?
Из слов этих Коломнин понял, что об отношениях его с Ларисой Шараевой Дашевскому распрекрасно известно.
— Кстати, знаю, что ютишься на квартирке. Я дал команду хозяйственникам подобрать тебе трехкомнатную из числа резервных — поближе к центру. Чтоб было, куда молодую жену привести. Только найди время, сам отбери. А то подсунут, что поплоше. Не дело новому вице-президенту банка углы снимать.
— Вице?!
— А ты что думал, я на ГНК «шестерку» посажу? Приказ о назначении вчерашним днем подписан. Все ясно или еще каких объяснений от президента потребуешь?
— Когда в Томильск выезжает новая команда? — Коломнин поднялся.
— Н-не помню точно, — Дашевский замялся. — Как будто через неделю-другую. Должны еще успеть подготовить исполнительные документы. Главное, ты сам — немедленно переключайся на ГНК. Там сейчас зарыт ключ для банка. И ключ этот тебе вручаю.
Ироничной улыбкой смягчил выспренность последней фразы. Протянул на прощание руку. И — хлопнул себя по лбу:
— Черт! Чуть не забыл главное. Хорош бы я был. Мы ж компанию, на которой акции «Руссойла», на тебя оформили?
— "Хорнисс холдинг"? Как будто.
— Выходит, поторопились. Вишь, как все быстро меняется. Посему первым делом дуй на Кипр и переоформи заново — на Бурлюка. Что смотришь? Личная просьба Гилялова. «Руссойл» теперь тоже — стратегический партнер ГНК. Это тебе к слову о коловращениях бизнеса.
— А — как же иски? — едва нашелся Коломнин.
— Что иски? Отзываем, конечно. Теперь у нас совсем иные игры начинаются.
Дверь приоткрылась. На пороге с виноватым видом возник управляющий делами.
— Лев Борисович! Ей-Богу, не успеем!
— Да! Едем! — подхватив портфель, Дашевский выскочил. О Коломнине с его проблемами он, по своему обыкновению, забыл тут же. Правда, и сам Коломнин, впавший в глубокий транс, на сей раз не заметил исчезновения «хозяина».
Вошедшая прибраться секретарша так и застала его сидящим в кресле.
— Трудный разговор? — сообразила она. — Сергей Викторович, билеты на Кипр вам на какое число заказывать?
— Чего уж теперь тянуть? Давай на завтра. — Да, хотела сказать. Там ваш бывший начальник отдела Панкратьев…
— Что Панкратьев?
— Не знаю точно. Но, говорят, при смерти.
— Колька?! — Коломнин вскочил.
— Вот-вот. Навестили бы.
Квартиру Панкратьева на Профсоюзной Коломнин отыскал с трудом. На месте снесенных «хрущеб» поднялись тонированные великаны, в кольце которых девятиэтажка, прежде казавшаяся громадной, затерялась, будто пони в стаде жирафов.
По правде-то не больно он спешил. Даже не позвонил предварительно. Готовя себя к тягостному визиту. Да и слишком подействовала встреча с Дашевским, как бы между прочим развернувшая на сто восемьдесят градусов все, чем жил эти месяцы Коломнин. Цель, коей оправдывал он все совершенные компромиссы и подкупы, даже гибель несчастного Жени Рейнера, оказалась походя изменена. Все пережитое и совершенное лишалось смысла. Если не считать смыслом деньги, которые прежде причитались за спасение компании. Теперь они же — за ее уничтожение.
Освободиться от этих мыслей Коломнин не мог. Да и не мыслей даже. Так, сумбур. Почему-то припомнился случай из далекого детства — на Крымском пляже. Из-за пятибального шторма пляж был закрыт для купания. Но он, тринадцатилетний мальчишка, имевший к тому времени третий разряд по плаванию, под завистливыми взглядами сверстников раз за разом разбегался и нырял в накатывающуюся волну, которая спустя мгновение выхлестывала его далеко на берег, прямо к ногам визжащих от восторга девочек.
И вдруг в какой-то момент — то ли неудачно прыгнул, то ли иной извив волны не уловил, — но только тело его перевернуло несколько раз, так что и сверху, и снизу оказалась вода. Но где верх и где низ угадать не было возможности. Теряющего силы, едва удерживающегося, чтобы не вздохнуть, волна крутила его, словно белье в стиральном барабане. Казалось, его затягивает в глубь моря. Паника овладела Сергеем. В последнем отчаянном усилии, с рвущимися легкими рванулся он наугад и — выехал животом на пляжный песок. То есть он, считавший себя бывалым пловцом, ухитрился едва не захлебнуться в нескольких сантиметрах от берега.
История тогда пошла на пользу, — Сергей понял цену самоуверенности.
Теперь происходило что-то подобное. Уверенно разгребавшего волны, управлявшего, казалось, стихией, его вновь внезапно закрутило.
— Сережа, ты? — расслышал Коломнин.
У подъезда остановилась груженная пакетами усталая женщина, — жена Панкратьева. За год, что не был он у них в доме, лицо ее нездорово расплылось. Под глазами спитыми чайными пакетиками набрякла кожица.
— Откуда ты здесь? К нам?
— Да. Вот собрался.
— Коля будет очень рад. Только…Ты знаешь?
— В банке сказали, — он отобрал пакеты и, поддерживая под локоть, повлек ее вверх по лестнице.
— Вот ведь как. Жили, жили. Планировали чего-то. На дачу выкраивали. А, оказывается, на небесах все без нас скроили. Неделю назад вскрыли. А там сплошные метастазы. Зашили заново. Только, пожалуйста, не проговорись. Я и так стараюсь лишних не пускать. Он-то ведь думает, что все в порядке. А на самом деле…
— Я понял, — Коломнин прижал ее, сбивая нарождающийся всплеск.
— Да нет, ничего. Так трудно. Если б кто знал…Ну, пошли, — она открыла дверь, выдохнула решительно и закричала — неестественно энергичным голосом. — Коленька! Ваша жена пришла, молочка принесла. Догадайся, кого я тебе привела!
И, показав Коломнину пальцем на одну из комнат, осела на табуретку.
— Здорово, симулянт! Незваных гостей принимаешь? — бодро произнес входя Коломнин. Бодрость далась не без труда. Как ни готовился, но увидеть таким Панкратьева не ожидал: на кровати лежал изможденный человек. Тонкая, поросшая щетиной кожа так натянулась на скулах, что, казалось, сделай легкий надрез, и она разлетится с хрустом, обнажив оголенный череп.
— Сергей! — слабо обрадовался больной, приподнимаясь над подушкой и охлопывая призывно место возле себя. — Молодец, что зашел. Просто молоток. Извини, что не встаю. После операции. Надолго в Москву?
— Сам не знаю. Дашевский предлагает возвращаться на новый проект. Придется команду собирать. Ты, имей в виду, у меня под номером один числишься. Так что особенно не разлеживайся.
— На меня как раз не рассчитывай: отработанный материал.
— Это ты-то?! — с укоризной покачал головой Коломнин.
— Не шуми: в голове отдает. Прикрой-ка дверь, — тихо попросил Панкратьев. Через щелку убедился, что жены поблизости нет. — И вот что, Серега: кончай пылить. Артист из тебя никакой. Знаю я все, понял? Просто жене подыгрываю, чтоб причитания не начались. Да садись же. И перестань кроить скорбную физиономию. Без того тошно. Расскажи лучше, что у тебя.
— Получше, чем у тебя. Но по душе — тоже хреново, — смешавшийся Коломнин устроился на стуле. — Правда, Дашевский сегодня цельный панегирик выдал: какой я, оказывается, банку необходимый человек.
— Необходимый! — желчно повторил Панкратьев, будто только и дожидался словца, за которое можно зацепиться. — Все мы необходимы, пока из нас прибыль выжать можно. А по большому счету, кому на хрен нужны? Вот подыхаю. А из банковского руководства никто не зашел. Именно потому, что знают, — подыхаю. Стало быть, как объект прибыли кончился. И нечего на него время тратить. — Ты уж как-то совсем мрачно, — неуверенно возразил Коломнин.
— Отнюдь. Да если б и зашли. С чем? О чем говорить? И им, и мне — одна неловкость. Часто вспоминаю твои накачки: требования о соблюдении корпоративной честности.
— Накачки?!
— То есть ты-то как раз от души говорил. Только и другие те же слова произносят. Слова одни. А понимает под ними каждый свое. Для того же Дашевского есть честность для служащих — «Я вас содержу. И потому требую передо мной честности. А ко мне все это не относится. Потому что я вам ничем не обязан. Сегодня выгодно — честен. Завтра станет невыгодно — что ж? Я своему слову и своим деньгам хозяин». Не так, скажешь?