— То-то, я смотрю, сметана была какая-то не такая! — крикнул боярин Афонин. Тот самый, который плавал по Молочной реке.
— Ладно, ладно! — поднял руку царь. — А что делать будем?
— Выпороть бы его. На площади при народе, голубчика, — вкрадчиво проговорил Чумичка.
— Не пойдёт! Купцов пороть — товару не видать! — возразил Макар.
— Золотые слова! — согласился писарь. — Как это я сам не додумался? Это надо записать. Это надо для внуков оставить!
— Да погоди ты со своими внуками! Эй, малый! — позвал царь скорохода. — Сбегай ещё раз к Василисе. Что она посоветует?
— Дяденька царь, а чего я всё к ней бегаю? Давай её сюда позовём, — сказал мальчик.
— Да где же это видано? Бабу, да в царскую думу пускать! — заволновался Чумичка.
— Нельзя! — закричали бояре. — Не женское это дело — в думе сидеть! Пусть дома советует!
И мальчишка помчался за ответом. Через пять минут он доложил царю:
— Она говорит, с купца надо полбочонка серебра взять! Сразу тот купец поумнеет.
— А что? Дело она говорит! — закричал боярин Морозов. — Серебро то дадим за Соловья-разбойника. Тому, кто его выловит.
— Надо же! — удивился Чумичка. — Как выдумывает! Даром что баба!
Царь стукнул посохом.
— Ну так и пиши!
— Вот тут ещё одна новость есть, — сказал вдруг парень из зеркала. — Только я не знаю, говорить её или нет? Уж больно новость необычная. Нельзя её при всех.
Дума притихла.
— Ваше величество, — сказал Чумичка, — прикажи боярам: кто умеет тайну хранить — пусть остаётся, кто не умеет — пусть домой идёт!
— Так тому и быть.
Макар согласился.
Сейчас же к выходу направился боярин Чубаров.
— Ну её к лешему, эту тайну! Не знаешь — не проболтаешься!
— Теперь говори! — приказал писарь зеркалу.
— Так вот, — сказал парень, — царь наш собирается нас покинуть. Устал, говорит. Надоело, говорит, царствовать. В деревню хочет уехать.
— Как же так?! — встрепенулся писарь. — А я?
Он упал перед царём на колени:
— Не губи, царь-батюшка! Какое же это царство без царя! Чьи же я мысли буду записывать?
— Что же, без меня и мыслей не будет? — удивился Макар.
— Какие же это мысли! — закричал Чумичка. — Если они не царские?!
— Ничего, ничего! Всё хорошо будет. Тут и бояре есть, и Василиса Премудрая, — успокоил его Макар. — А моё слово твёрдое — уеду я. К бабушке. Загорать буду, как все люди. Сено косить. Лещей стану ловить на удочку. Вопросы есть?
— Есть! Есть! — закричал боярин Морозов. — А ловить-то на что будешь?
— Как — на что? На червяка!
— Прошу слова! Прошу слова! — потребовал Морозов. Он выбрался вперёд и заговорил: — Уважаемые бояре! Лещ — он рыба хитрая. Он на червяка не пойдёт. Его на манную кашу брать надобно!
И они завели долгий рыболовный разговор.
Глава четвертая
Писарь Чумичка
В это время в избушке у Бабы-Яги блюдечко вдруг помутнело и ничего не стало видно.
— Это почему? — спросил Митя.
— Змей Горыныч на охоту вылетел, — ответила Баба-Яга. — Он теперь весь воздух взбаламутит. До вечера ничего не увидишь. Чтоб ему провалиться, замечательному! Чтоб у него всё полопалось, у самого красивого!
— Сколько он народу поел — страсть! — добавила Кикимора. — Ох, не нравится он мне, наш хорошенький.
— А почему же вы его замечательным называете? И хорошеньким? — удивился Митя.
— А потому, что его ругать нельзя, — объяснила Баба-Яга. — Кто его ругать станет, того он съест.
— И тебя съест, бабушка?
— Меня-то не съест, — ответила старуха. — Подавится. Но неприятностей не оберёшься!
— Бабушка, а ваш царь Макар хороший? — спросил Митя.
— Да ничего, хозяйственный, справедливый. И с Василисой Премудрой советуется.
— Ну, а она какая, Василиса Премудрая?
— Спросил тоже! Да она же моя племянница! Она столько вещей придумала — не сосчитать! И сапоги-скороходы! И яблочко — по блюдечку! И ковёр-самолёт!
— Ей Домовой помогает, — вставила Кикимора, — помощник ейный.
— Знаешь что, бабушка, а мне у тебя нравится, — сказал Митя Бабе-Яге. — Можно, я у тебя здесь поживу немного?
— Живи хоть всё лето! — отвечала Баба-Яга. — Только не лезь куда не надо, вот и всё.
Незаметно наступил вечер, и блюдечко снова прояснилось. Митя наклонился и стал смотреть. И снова он увидел царский дворец. Позади дворца стояла баня. А из бани шёл пар.