– С вашей стороны весьма неосмотрительный выпад, – ему пришлось пожурить Татьяну, – он сам не свой в последнее время, да тут еще ваши указания. Филипп Константинович – потомственный архитектор, нам крупно повезло, что он остался в нашей команде, когда его семья вернулась в Германию. Весь вид Татьяны демонстрировал категорическое несогласие с шефом.
– Но, Аркадий Леонидович, – начала она, – Филипп…
– Филиппу Константиновичу и впрямь не пристало проектировать загородные дома, пусть и в Барвихе, – встал он на сторону архитектора, – вы обратите внимание на фотографии на стенах в конференц-зале. Или вот, – Аркадий указал на диплом с последнего смотра «Золотого сечения». Особого впечатления висящие бумажки на Татьяну не произвели, однако она нехотя согласилась пересмотреть свой подход и извиниться при следующей встрече.
Зайдя к себе в кабинет и оставшись в тишине, Аркадий в который раз за неделю почувствовал усталость и нарастающую тревогу.
– Чертовы разборки меня уже допекли… И я ему снова не сказал про научный городок! Может, если делом займется, немного успокоится.
Повертев в руках телефон, он подсчитал у себя признаки стресса. Убедившись, что дело серьёзно, Аркадий позвонил в офис бывшей жены и записался приём. Софья была отличным психологом.
Последняя банка амброзии закончилась. Деймос со вздохом разочарования закрыл холодильник и задумался. Лететь в Грецию по-прежнему не хотелось.
– Идти или нет? Если получилось, я бы наверняка уже знал. Нет, все же зайду, – решил Деймос. – В конце концов ничего не потеряю. Заодно аккуратно намекну о непрекращающемся шуме по вечерам, плавно перетекающем в ночь – в последнее время он стал еще интенсивнее.
Наташа оказалась дома и даже открыла дверь с первого раза.
– А я-то думала, когда вы явитесь. Уже сама хотела зайти. Забирайте вашу банку, мне надоело её переставлять с места на место.
– Готово? – опешил Деймос, – у вас получилось?
– По всем химическим параметрам совпадает с оригиналом, но последнее слово, конечно, за вами.
– Ну и как вам, понравилось? – спросил Деймос, проследовав за Наташей в лабораторию.
– Я её не дегустировала, – ответила она.
– Нет? Но…
– Амброзия – пища богов. С моей стороны не совсем…
– Да вы что, в этом нет ничего особенного!
– Охотно верю, но рисковать не хочу.
– А мне, значит, можно? – снова опешил Деймос.
– Бессмертие в данном случае является большим преимуществом.
В голову сразу полезли мысли о преждевременной радости, но тут Наташа невзначай добавила:
– Капториниде понравилось.
– Она до сих пор жива? – уточнил Деймос. – Хорошо себя чувствует?
– В общем, да, – последовал уклончивый ответ.
– Звучит не слишком уверенно.
– Чувствует она себя прекрасно, – объяснила Наташа, – но у нее появились новые необычные склонности – она начала проявлять гастрономический интерес к йоркширским терьерам. Правда, не совсем понятно, сказалось ли побочное действие амброзии или стресс от смены эры.
«Издевается», – решил Деймос, рассердившись, в его голосе почувствовались решительные нотки:
– Так! Давайте сюда ваши изыскания.
В попытке не растерять эту самую решительность он даже отвернулся от любопытствующего взгляда, взял любезно подсунутую ложку и… синтезированная амброзия оказалась неотличимой от настоящей.
– Один в один, – признал бог ужаса, отведав еще несколько ложек, а потом и уговорив одну четверть банки. – Вы меня сильно выручили. Я ваш должник.
– Ерунда, – великодушно махнула рукой Наташа, – я получила море удовольствия от вашей задачки.
В лабораторию заглянула капторинида и агрессивно осмотрела незваного, с её точки зрения, гостя.
– Всё же, – продолжал Деймос, – в прошлый раз мы не обговорили вопрос оплаты. Он собирался прояснить его ещё во время знакомства – предполагалось, что научные сотрудники в России не самые обеспеченные люди, и, исходя из этого, Деймос обозначил в голове сумму, которой могло хватить, однако впечатление от Наташиной квартиры шло в разрез с образом, навязанным западными СМИ: висящий Марк Шагал и стоящие вперемежку с химическими колбами коллекционные фигурки фирмы Meissen говорили о том, что ситуация не была столь однозначной.
– Оплаты? – переспросили его. – Пустяки, ничего не надо.