Вежливо скрипнула дверь, предупреждая о первых посетителях. Бар заполнялся людьми. На вид это были обычные люди, в чём-то похожие в чём-то другие. Можно сказать, что у них на всех было одно выражение лица - какое может быть у человека, полностью удовлетворённого своей жизнью и чувствующего абсолютную безнаказанность. Я вслушался в их разговоры - они крутились возле денег. Кто-то дал вчера концерт, дороже чем позавчера, кто-то раскручивал новую песню на модном радиоформате, кто-то транслировал вдохновение своему земному родственнику и родственник бойко пачкал холсты, перманентно модными вещами. Тучные люди в скучных дорогих костюмах обсуждали котировки валют и инвестиции, вложенных в строительство. Я слушал их довольно долго, не отходя от стойки бара. “Ну что же вы?”, - сказал бармен, - “Вливайтесь. Время деньги, а впереди у вас вечность”, - и он улыбнулся мне, как ростовщик улыбается ростовщику.
Я переходил от группы к группе и через очень недолгое время, совершенно напрасно отнятое у бизнес вечности, вызвал раздражение у всех. Но мне это жутко нравилось. Бессловесная враждебность, постепенно вытесняющая воздух, обрела свой первый голос в лице престарелого очкарика совсем не давно прибывшего в рай благодаря инфаркту, сожравшему его после самоубийства единственной дочери. Я знал очкарика при жизни. Старикан был главой крупнейшей компании по торговле медицинским оборудованием, а его бестолковую дочь угораздило влюбиться в сапожника. Дочь увезли за границу, где она не нашла ничего лучше, как отыскать дорогу в ад в коктейле из воды и собственной крови на дне джакузи. А страдающий отец самоубийцы в свой бизнес рай. Не нужно включать интуицию, чтобы понять - инфаркт случился в результате потери единственной наследницы многомиллиардного состояния. У бессердечника не выдержало сердце. Судьба шутит по-чёрному.
“Вы што?”, - спросил морщинистый магнат, - “Вам што здесь собственно не нравиться? Вы што бунтовать против бога решили?”. Слова были подобраны настолько грамотно, что злость покойников сменилась чистым гневом. Все развернулись ко мне. Души с плоскими и сухими, как пепел лицами, с глазами тёплыми, как снег…
“Я не бунтую против никого но я хоть убейте ( десятки металлических улыбок) не вижу, не чувствую, не осязаю ни капли того, что должно быть, как мёд и литься рекою там, где не ад… Или я ошибаюсь? Я, грешник, в аду, не избавленный от собственных иллюзий несчастный считаю, что я в раю, где мне ужасно не комфортно, но деваться не куда, это рай и в этом настоящее наказание?
“Вы не несчастный и вы не в аду”, - сказал бармен, - “Оставьте его он же новенький. Иди те домой отдохните. Бар почти закрыт”.
“Нет постойте, погодите это не может быть раем”.
“Нет? Почему?”.
“Потому что здесь нет не капли божественного милосердия”.
“Вас что тут дубинами бьют”.
“Здесь духовности нет”.
“Вы помните чего это такое? Бог абсолютно милостив. В ад вас отправлять не за что, а имеете вы то, что заслужили, то за что боролись столько лет, чего вам собственно не хватает? Вы вышли в свою дверь. Да архангелы здесь не поют, и вас не окружают матери Терезы и исцелённые ими люди, не окружают нимбоносные святые, но вы то ведь их никогда не искали…”.
“Я могу побороть заслужить, забодать… Я же могу пережить…реинкорнацию”.
На меня удивлённо смотрели десятки невидящих глаз.
“А зачем вам всё это, вы ведь и так уже в раю?..”.
“Это не рай”, - орал я.
“Но ведь при жизни Вас всё устраивало” -, сказал якут-метис с грузинским носом, - “Ты даже хотел утащить с собой всё это”, - он ткнул пальцем в окно, - где то далеко на горизонте замаячил швейцарский банк с львиною долей моих капиталов, - “Вот утащил. Чего тебе надо?”.
“Да не того, что на земле. Там… мы просто вынуждены так…”.
“Ну не все и ты был счастлив”.
“Не был я счастлив, я выживал. Но я хочу, не так, не хочу, я думал, что дальше не может быть так”.
” А надеялся на сказочный авось”.
“На то, что весь естественный отбор - простейшая программа по выживанию, это принцип всей природы, а я… её царь… Ну да, мы все разобщены, мы взрослые усталые перекорёженные люди и мы всё время зачем-то играем. Но Бог же это понимает?!”.
“Понимает”.
“А здесь я думал не так, здесь, я думал, как ребёнок… Я не хочу бизнес рай, не хочу, я никого не убивал, я хочу в это как его в царствие небесное”.