Я выбрала толстую желто-черную походную куртку со множеством карманов, непромокаемый комбинезон похожей расцветки и стеганые ярко-красные штаны на теплой подкладке. Там же были куплены мощные туристские ботинки, даже удобнее тех, что выпускает «Тимберленд» – с крючками вместо дырочек в верхней части длинной шнуровки, а также пестрая, закрывающая уши шапка замысловатого фасона, с регулируемым козырьком, щитком для подбородка и застежкой-липучкой, и пара жестких черных лыжных перчаток с крагами, затягивающимися у локтей. Довершали мой новый гардероб пушистый свитер цвета морской волны, две пары толстых носков и два комплекта белья, состоящих из нижней сорочки с рейтузами. Сикхи – как выяснилось из разговора, родные братья – с радостью избавили меня от толстой пачки купюр и пригласили заходить еще.
Я еле выбралась на улицу: часть купленных вещей надела прямо в магазине, а остальное пришлось нести в руках, но дети были тут как тут. Они вызвались донести мои пакеты. В обратный путь я отправилась другой улицей и случайно наткнулась на лавку, где продавались предметы туланского национального костюма. Мы ненадолго задержались, и к прежним покупкам добавились черная меховая шапка, столь роскошная, что я стыдливо прогнала мысли о шкуре убитого животного, такая же муфта, черные сапоги на меху, с пятисантиметровой клееной подошвой из автомобильных шин (звучит, конечно, ужасающе, но на самом деле их отличала ровная строчка и добротная выделка), шелковую блузу с изображениями мандалы и стеганый красный халат с такими же штанами.
Все вместе обошлось мне в очень скромную сумму. Настолько скромную, что я даже попыталась оставить чаевые, но хозяева лавки – старики туланцы, муж и жена – были весьма озадачены этим жестом. Мне стало так неловко, что я осмотрела все полки и указала на самую дорогую с виду вещь, которую только смогла найти (поверьте, у меня глаз наметан), – изящный, длинный, иссиня-черный халат из шелка и атласа, расшитый золотыми и красными драконами и аккуратно простеганный золотыми стежками.
Пораженные моим выбором, старики одновременно схватились за сердце, принялись раздувать щеки и сокрушенно качать головами; они засуетились среди полок, предлагая мне куда более дешевые халаты почти такого же качества, но я изо всех сил вцепилась в свою находку и крепко прижимала ее к груди, несмотря на все их попытки меня вразумить и отговорить; им ничего другого не оставалось, кроме как со вздохами, причитаниями и укоряющими жестами позволить мне приобрести этот великолепный, просто великолепный халат за... скажем так, вполне умеренную цену.
Единственное, что я забыла купить, – это большую сумку или рюкзак, чтобы донести свои многочисленные свертки. За границей я, как правило, об этом не забываю. Если бы не детвора, мне потребовалась бы тележка, чтобы довести покупки до дворца. Я не знала, стоит ли предлагать им деньги; дело кончилось тем, что они оставили меня у ворот, улыбаясь, кланяясь и смущенно хихикая.
Каюсь, я немного волновалась, что содержимое какого-нибудь пакета полностью или частично испарится по дороге. После тщательной проверки меня охватил жгучий стыд: мало того что мои пакеты были доставлены в целости и сохранности – их содержимое умножилось: к нему добавились аккуратные, перевязанные ленточкой пакетики с домашними лакомствами и миниатюрные искусственные цветы из проволоки и шелка.
На следующее утро погода была отвратительная: завывания метели слышались даже сквозь тройные стекла и каменные стены. Я не знала, радоваться мне или огорчаться: с одной стороны, пурга грозила сильно затруднить передвижение, а с другой стороны, она могла задержать принца еще на денек-другой. По крайней мере, генератор во дворце не отключился. Электричество сулило горячую воду и фен. Я не отказала себе в удовольствии второй раз за день принять душ и расслабиться под мерное гудение фена, а когда пришло время одеваться, никак не могла решить, что будет предпочтительнее – европейский или национальный стиль.
В конце концов остановилась на европейском: натянула комбинезон, куртку с множеством карманов и ботинки под «Тимберленд», а на голову водрузила шапку замысловатого фасона. Перед самым уходом взяла крошечный цветок из шелка и проволоки, чтобы вставить его в застежку кармана куртки.
Когда я пробиралась сквозь сугробы во дворе замка, стихия несколько успокоилась: метель прекратилась, в воздухе кружились редкие снежинки, снег похрустывал под ногами, но все же над долиной по-прежнему низко висели тяжелые тучи, набухающие новым снегом.
За воротами ко мне опять сбежались дети. Те же самые или другие – к стыду своему, я так и не определила. Сколько можно воспринимать их как толпу, упрекнула я себя. Присев на корточки, я с улыбкой попыталась узнать, кого как зовут.
– Я – Катрин, – сказала я, тыча пальцем себе в грудь. – Катрин.
Они только хихикали, фыркали, смущенно опускали глаза и переминались с ноги на ногу. В конце концов мне все же удалось вытянуть из них несколько слов – надеюсь, это были их имена – и объяснить, что мне нужно в чайный домик «Божественный промысел». Я потуже завязала несколько островерхих шапочек, вытерла бумажным платком пару сопливых носов, а потом выпрямилась и, держась за две из протянувшихся ко мне пухлых ручонок, стала спускаться по заснеженному склону.
– Миз Тэлман, здравствуйте. Я – Джош Левитсен.
– Здравствуйте. Как у вас тут дела? – Мы пожали друг другу руки.
Мистер Левитсен оказался совсем не таким, как я ожидала. Его моложавое загорелое лицо избороздили глубокие морщины, подбородок скрывала окладистая светлая борода; одет он был в слегка засаленную парку со свалявшейся опушкой из оленьего меха; лицо охватывали альпинистские очки в кожаной оправе, стекла которых напоминали нефтяные пятна в морской воде.
– Отлично. У нас все отлично. Позавтракаете? Я уже заказал чай.
Чайный домик «Божественный промысел» располагался на расстоянии штрафного удара от стадиона (он же – аэродром); из окон открывался вид на футбольное поле и заснеженную долину. Внутри было людно, тепло и влажно; большинство посетителей составляли туланцы. В отделке чайной использовалось только полированное дерево, а половицы издавали скрип, похожий на кваканье растревоженных лягушек.
– Что вы мне порекомендуете?
– Рикур сараут, чампе и туук.
– А что это?
– Маисовые оладьи – к ним можно взять сироп, который здесь держат под прилавком специально для меня и моих гостей, каша и густой суп с лапшой; можно заказать кампу, если вы любите острое.
– Может быть, всего понемножку? Я не особенно голодна.
Левитсен кивнул и, махнув рукой, прокричал заказ. После этого он налил нам обоим крепкого чаю в пиалы с маленькими фаянсовыми крышечками. Мы обменялись любезностями и договорились называть друг друга по имени; тут он подался вперед и понизил голос:
– На всякий случай хочу предупредить, Кейт: я служил в Управлении.
– В ЦРУ? – шепотом переспросила я. Он усмехнулся:
– Именно так, но теперь-то я работаю в «Бизнесе». – Опустив очки на кончик носа, он подмигнул.