Увы, я была без очков, так что оценить композицию по достоинству не смогла. А надевать линзы, вместо того чтобы принять душ и наконец-то уснуть, была морально не готова.
Честно говоря, я вообще не понимала, к чему я теперь морально готова. Да и я ли это? Мои родители ни за что не поверили бы, что это я. Их милая, домашняя, хорошая и высокоморальная доченька Лизонька ни за что не поехала бы с каким-то маргинальным типом в подозрительную пивную. А о том, чтобы изменить мужу прямо на барной стойке с мужчиной, имени которого не знает, хорошая девочка и подумать бы не смогла!
А я смогла. Не подумать, а сделать.
Подумать я могу сейчас. Теоретически. А практически – ни черта. Только горячий душ и спать. В кресле, чтобы не тронуть Кису.
Поспать удалось недолго. В десять и меня, и помятого Кису разбудил звонок моего телефона, брошенного на журнальный столик.
– Слушаю, – ответила я по-русски и довольно-таки сипло.
– Элизабет! Где вас носит? – затараторили в трубке по-английски. – Мы через два часа должны начать съемку с леди Камиллой! Давайте бегом!
– Ага, – зевнула я и перешла на английский. – Мистер Одоевский сейчас спустится.
– А вы? Лиз, вам нельзя болеть! Только не сегодня! Леди Камилла…
– Леди Камилле не придется ждать, не волнуйтесь, – оборвала я ассистентку владелицы галереи, нажала на отбой и с глубоким злорадством сообщила лупающему глазами Кисе: – Ты проспал, дорогой. Мисс Бринкс уже внизу. Поторопись, леди Камилла не любит ждать.
На лице Великого Художника отразилась целая гамма чувств, и преобладала в этой гамме растерянность. Правда, она тут же сменилась злостью.
– Какого рожна ты меня не разбудила! Лиза, твоя безответственность переходит все границы! Немедленно одевайся, нам пора.
– Нет-нет, дорогой. Тебе пора, – с еще большим злорадством заявила я и сама себе удивилась, в который раз за последние сутки. – Я подаю на развод.
– Что?.. – Две секунды Киса хлопал глазами, а потом взорвался. – Ах ты дрянь! Шлюха! Я так и знал, ты изменяешь мне! Шалава подзаборная! Сию секунду выметайся из моего номера!
– С удовольствием, Киса. Ты только не ори так громко, там за дверью – журналисты.
Одоевский, уже примеривающийся к тому, чтобы ухватить меня за шиворот махрового халата и вышвырнуть вон, споткнулся на ровном месте и завис. Надо мной.
– Сучка, – прошипел он. – Ты еще пожалеешь.
– Может быть, но не сегодня, – пожала плечами я и поднялась на ноги.
Внутри меня все дрожало и вопило: что ты делаешь, дура? Куда ты пойдешь? Что ты будешь делать одна, в чужой стране, без денег? Но каким-то чудом я держалась. Видимо, это чудо звалось пощечиной. Последней гранью, за которой наступает время что-то изменить.
Так что я, плотнее запахнувшись в халат и стараясь не дотрагиваться до Кисы, обошла его по широкой дуге и направилась к шкафу, так и держа мобильный телефон в руке.
Время собирать чемодан.
Мой пока еще не бывший супруг отмер, выматерился – надо же, и куда только подевались наши дворянские замашки! – и шагнул мне наперерез.
– Ну нет, шалава, ты ничего отсюда не возьмешь. Пришла голой – и уйдешь голой! – торжествующе заявил Киса и отпихнул меня от шкафа.
С силой отпихнул. Так, что я упала на кровать и ударилась о бортик. Хорошо, не головой, всего лишь бедром. Впрочем, я даже боли почти не почувствовала. Только бешенство и мандраж. Ну знаете, это когда все внутри дрожит, в голове шумит и ни черта не соображаешь, куда тебя несет?
Вот так, ничего не соображая, я и нажала на видеовызов. Какого номера – не знаю, куда попало. И направила камеру Кисе в лицо. Чертовски злобное лицо. Натуральный маньяк. Да еще и замахивается.
Он бы меня ударил. Наверняка бы ударил. Может быть, шею бы мне свернул. Но тут из телефона послышался встревоженный голос Нэнси Бринкс.
– Элизабет, вы в порядке? Что происходит? Это грабители? Лиз, ответьте!
Киса побледнел, выбил из моей руки надрывающийся телефон, снова схватил меня за шиворот… и получил коленом по яйцам.
Упс. Нежданчик. Для меня даже больший, чем для Кисы.
– Извини, дорогой. Я не хочу очнуться в реанимации. – Я попятилась к дверям, не отрывая взгляда от скорчившегося на полу мужа. – Не волнуйся, я сейчас вернусь, только полицию вызову.
На слове «полиция» в голове Кисы явно что-то перемкнуло, и он прохрипел:
– Стой, дура!
– Ага, стою, дура, – успокаивающе повторила я, наощупь продвигаясь к двери и проклиная себя, дуру: надо было хватать одежку-документы и валить от него ночью, пока спал.
– Не надо полиции. Лиза… прости меня… – Киса с заметным трудом привстал.