Ее мягкие и горячие губы прижались к моим и у меня не хватило решимости ее оттолкнуть. Ее ласки становились настойчивее, я почувствовал легкое головокружение…
А через полчаса она лежала, свернувшись в клубок, как кошка, у моих ног и повторяла одну и ту же фразу:
— Я никогда не видела таких людей, как ты. Разве все люди не похожи друг на друга? А какие бывают еще, не похожие на тебя?
Я заснул, отвечая на ее вопросы.
Утром в спальню вошел Джаст. Я не понимаю этой манеры кафиров входить друг к другу, не спрашиваясь, когда им вздумается.
Сознаюсь, что из-под одеяла рядом со мной выглядывал нос Дизаны. Впрочем, Джаст сделал вид, что не обращает на это никакого внимания.
— Что вам нужно? — спросил я довольно раздраженно.
— Я пришел передать приглашение на прием к «высшему лицу». Я заеду за вами в 12 часов.
До 12 часов могла быть передача из Пешавера и я попросил перенести свидание на более поздний час.
— Нет, — ответил Джаст, — это невозможно, и желательно, чтобы вы были не в дорожном костюме.
Вот как, подумал я, начинается придворный этикет. Впрочем, может быть, я еще успею принять депешу до беседы с этой загадочной личностью. Судя по старейшинам, наверное, это еще более ветхий старикашка с выкрашенной бородой.
Так и есть. Мне удалось принять довольно краткую депешу:
— «Положение Энвера почти критическое точка Требуются срочные меры точка Если обследование Кафиристана хотя бы общих чертах закончено и вопрос реальной помощи Бухаре под сомнением — выезжайте вост Афганистан.
КЛЕЙТОН».
Глава XVIII
БАКТРИАНА
Солнце делало мир похожим на рай. Сады, сплошной зеленой шапкой покрывающие колоннады домов, наполняли улицы цветочным ароматом. Люди улыбались, птицы пели, ручные звери — гепарды, кошки, пантеры — играли и валялись, подставляя животы солнцу.
Два коня, запряженные в колесницу с бронзовыми украшениями на упряжи, копытами выбивали искры на граните мостовой.
Джаст стал со мной в колеснице рядом. Впереди кучер- атлет в темной тунике, с обручем, надетым на золотые кудри, держал в руках две пары вожжей. Он сразу ахнул, ударил вожжами и все замелькало мимо нас. Только солнце, не отставая, бросало прямо в лицо свои палящие лучи.
Мы подъехали ко дворцу старейшин, прошли те же залы и остановились в голубой комнате. Навстречу нам вышел большой черный человек в одной набедренной повязке, негритянского типа.
— Идите за ним, — сказал Джаст.
Он шел впереди, я за ним. Мы прошли три или четыре коридора, отделанных деревом одного цвета — черным, желтым и красным. Свет падал сверху через затянутый слюдой потолок. Мы остановились перед массивной двустворчатой дверью. Перед ней стояли похожие на моего проводника люди: почти голые, с черным цветом кожи, курчавыми волосами и приплюснутыми носами. К двери на цепях были прикованы две черные пантеры необычайной величины.
Чернокожие часовые и проводник начали обмениваться между собой знаками. Вначале я думал, что это глухонемые, но, когда один из них открыл рот, я понял: у них были вырезаны языки.
Внезапно я почувствовал, что мне жутко. Но дверь открылась и, подталкиваемый, я переступил ее порог.
Это был громадный зал, четырехугольный, со стеклянным потолком и стенами, отделанными в белый больничный цвет. Весь пол был затянут молочного цвета ковром. Стены до половины высоты были заставлены шкафами с книгами обычного европейского типа, в одинаковых кожаных переплетах. Стояли глубокие кожаные кресла и диваны, курительные столики и столы, заваленные журналами, книгами, газетами и картами. На самой середине зала находился обыкновенный большой шведско-американский стол и перед ним вертящееся кресло.
Мне казалось, что я начинаю сходить с ума и терять чувство ощущения действительности, когда чей-то голос на прекрасном английском языке сказал:
— Мистер Джеррам Форл — садитесь, курите и рассказывайте.
В углу зала стояла большая, штабного типа доска на подставке с натянутой на нее английской картой.
Карту рассматривала женщина. Вся ее одежда состояла из шелковой короткой туники, не доходившей даже до колен, обруча, стягивавшего кудри цвета спелой ржи, и красных сандалий, прикрепленных к ступням маленьких ног. Когда она повернула голову, синева громадных глаз казалась неестественной и жуткой. Высокий лоб, тонкий нос и правильный овал лица, очень яркие губы и красивый рот создавали впечатление законченной красоты и высокой духовной культуры. Она была очень велика, но тело своей стройностью и силой, цветом своей кожи, золотой от загара, поражало правильным соотношением частей и красотой линий.
Особенно хороши были ноги — длинные, мускулистые, с круглыми розовыми коленями, высоким подъемом и маленькой ступней.
— Подойдите же сюда, — продолжала она. — Вот здесь красные флажки — это линия русских частей, здесь зеленые — это афганцы и, наконец, флажки других цветов — это племена, участвующие в тех или иных войсках.
Как видите, Энвер почти окружен и прижат к Аму-Дарье. Ему остается или сдаться, или перейти на афганскую территорию. При таких условиях вряд ли помощь, о которой вы у нас просите, может иметь какое-нибудь значение. Впрочем, мы на это смотрим, как на коммерческую сделку. Не скрою, что в последнее время нам все труднее и труднее становится добывать оружие, необходимое для перевооружения нашей армии, начатого в мое царствование. Закупать его на английской территории стало совершенно невозможным. Это лишнее доказательство того, что ваше правительство, подготавливая захват Кафиристана, крайне заинтересовано в том, чтобы наша армия оставалась в прежнем состоянии.
Итак, я буду краткой. Наши условия следующие:
Мы выставим пять тысяч бойцов из состава мусульманских племен после того, как нам будет передано: пять тысяч винчестеров, полмиллиона патронов к ним, двадцать пулеметов с набором лент, одна горная батарея и тысяча снарядов к ней.
Пока она расхаживала по комнате, разговаривая таким образом, я следил за ней и думал — какая законченность форм, какая сказочная человеческая порода. Энвер с его авантюрой, «Интеллидженс-Сервис» со своими комбинациями — все это было ничто в сравнении с той потерей, какую несла человеческая цивилизация и наука от неведения того, что на свете существует такое государство и такая порода людей. Колумб, открывший Америку, не сделал большого дела. Другие авантюристы все равно проникли бы в Новый Свет. Но здесь, здесь был ключ к чудесному прошлому человечества, а может быть, и к его будущему.
— Сударыня, — сказал я, когда она кончила и уселась, рассматривая меня со вниманием дельца, изучающего своего клиента, — все, что вы говорите, очень важно, но есть вопросы, интересующие меня гораздо больше. Например, откуда вы знаете английский язык, как вас зовут, почему Кафиристаном правит женщина, как вам стало известно мое имя, наконец…
— Погодите, — перебила она меня и, улыбаясь, отчего на щеках засияли ямочки и заблестел ряд ровных белых зубов, — не все сразу.
Она протянула руку к жестяной коробке с сигаретами — это были египетские папиросы «Масперо» — и закурила.
— Во-первых, где это видано, чтобы высочайшим особам на приемах задавали вопросы? Впрочем, — прибавила она, и в голосе ее зазвучали стальные нотки, — вы ведь не посол, а тайный агент, следовательно, лицо, стоящее вне закона, а я в данный момент не царица, а делец, договаривающийся с вами о сделке.
— Я должен вас перебить. Предупреждаю вас, что скрытые угрозы, — я взял сигарету и медленно стал ее закуривать, — не произведут на меня ни малейшего впечатления. Если я задаю вопросы, то тем самым выражаю готовность отвечать и на все ваши.
Только один момент брови ее нахмурились; потом лицо приняло прежнее улыбающееся выражение.