Томас открыл глаза.
На песке лежал Раевский. Лицо вниз, он не двигался, но… печать не исчезла. Значит тварь еще была жива.
Томас со стонам достал из-за голенища сапога нож. Засунув его в зубы, он, не обращая внимания на кровь и боль, пополз вперед. Каждое движение отзывалось такой болью, будто кто-то лил кипяток прямо ему на нервы.
И все же, он добрался до цели.
Пораженный бок Профессора теперь выглядел как хорошо прожаренный гриль, но Томас еще слышал пусть и неровное, но дыхание.
Он перевернул Раевского на спину и занес кинжал.
Но не было ни последнего стона, ни жалостного всхлип.
Корнев смотрел в глаза учителя и в который раз за день, его сердце остановилось. Там, в глубине безжизненной пустоты, он увидел то, чего не должен был. Говорят, что если долго вглядываться в глаза магу, то можно заглянуть тому в душу. И внутри души учителя, Томас увидел светящуюся печать.
Он уже видел её. Очень давно.
Раевский случайно оставил одну из своих рабочих тетрадей на кухонном столе. И там была эта печать.
Рабский знак — так она называлась. А снизу было написано контр заклинание. Томас тогда выучил его, но не рассказал учителю. Чего греха таить — самый расцвет пубертатного периода, так что захотел опробовать на Ире. Вот только кишка оказалась на это тогда тонка.
Сам не зная зачем, он дрожащей рукой начертил на лбу профессора кровавый знак и произнес слово ключ.
Глаза Раевского медленно наливались жизнью, а изо рта вырвался полуживой хрип:
— Мол…од…ец, — сказал он. — Гор…усь.
— Что? Что происходит?
Его схватили за плечо.
— Бе…ги, То…ас.
— Профессор?
Хватка Раевского ослабла, рука упала на песок, а огонек ненадолго вспыхнувший в глазах погас. Но… печать, на которой они лежали, так и не исчезла. Как и не пропал купол.
Сверкнула молния. Так близко, что на мгновение ослепила Корнева.
Ударил гром. Самый сильный, который Томас когда-либо слышал в своей жизни. Но самое страшное — он не знал, гремело ли внутри его сознания или все же раскололось небо.
Как выяснилось, так звучали аплодисменты.
Из клубов песчаной пыли медленно появлялась высокая, широкоплечая фигура.
— Бронсерн?
— Нет, — ответил едва знакомый голос.
И то, что Томас сперва принял за стального мага, действительно им оказалось. Вернее, его головой, брошенной в сторону Корнева. Та покатилась по песку, а печать жадно слизывала за ней кровь.
Наконец, из песчаной бури вышел человек. Высокий, намного выше Томаса, что уже маловероятно. С аршином в плечах, высокими, квадратными скулами, длинными, густыми волосами, украшенными несколькими седыми прядями.
Густая борода не могла скрыть могучей шеи, а одежда… Несколько странно на фоне красной пустыни выглядела бирюзовый полушубок с белым мехом.
В правой руке мужчина сжимал жезл с белой сферой, а его левая… Она была давно обожжена магией холода. Черная, исчерченная сверкающими синими узорами, она давно стала визитной карточкой одного мага.
— Генерал, — недоуменно выдохнул Томас. — Генерал Летов.
Перед ним стоял Ледяной Маг собственной персоной. Снежный маньяк, цепной пес России, убийца ледяных гигантов. Человек, в одиночку одолевший едва ли не половину армии орков.
Одно из самых могущественных существ на земле.
— Не люблю местную погоду. Жарко здесь.
Летов щелкнул пальцами и зубы Корнева застучали от холода.
Пустыня превратилась в ледяную пустошь. Ветер закрутил снежные бураны, а огромный щит из ревущего желтого пламени застыл. Пламя все еще ревело, но теперь уже внутри ледяного плена.
Томас смотрел себе под ноги и видел, как кровь продолжала стекать в уже почти завершенную печать.
— Неужели удивлен? — Летов говорил спокойно, едва ли не отеческим тоном. — Признаться, я боялся, что под конец все станет очевидным.
Сознание Томаса заработало на полную катушку. Уже сложившийся пазл вновь разлетелся на десятки осколков. Но на этот раз Корнев, как бы не старался, не мог сложить его вместе.
— Что происходит? Что, проклятье, происходит?
Генерал улыбнулся, совсем как дедушка Мороз в старых фильмах. По-доброму. Вот только если вглядеться в его глаза, то можно было обледенеть от холода, спрятанного в них.
— Всего-лишь эволюция, Томас, — пожал он плечами. — Ничего, противоречащего законам природы. Выживает сильнейший.
Летов всегда был повернут на могуществе, но…
— Ты понимаешь, что ты творишь, отморозок?! — завопил Корнев, глядя на то, как начинает светиться печать под его ногами. — Сюда же сейчас прорвется демон такой силы, что и ты помрешь!