Марк расслабился и закрыл глаз. А открыл их уже Бладхаунд.
Он невесомой тенью бесшумно двигался меж деревьев наперерез группе эскейперов, придерживая топоры на поясе, чтобы их рукоятки не ударяли по бедрам. Небо впереди над лесом стремительно перекрашивалось из розоватого кармина в чернильный багрянец. Наступала ночь. Его время.
Запахи, звуки… Он не видел своих жертв, но уже чуял и слышал их. Трое. Почему лишь трое? Ветер – его верный союзник – тут же принес ответ на серебристых крыльях. Еще двое в пути. Они спускаются на парашютах, причем один целит в горящий ремонтный блок, к которому вот-вот должна выйти троица, тогда как другой правит севернее, куда-то между брошенным особняком и лугом, что охватывает лес широким полукольцом и упирается в кукурузное поле, а с другой стороны – в крутой изгиб реки.
Это не сбивало с толку, но ставило перед охотником вопросы, которые надлежало разрешить как можно быстрее. Несомненно, эти двое на парашютах – Максим и его сын Пьер. Бладхаунд прозвал их Хайт и Нимбл. Первый – бывший Страж, которого выгнали из Управления, потому что этот коп играл не по правилам. Что касается второго – он под стать папаше, умный и жестокий. Такие в детстве отрывают голубям головы, чтобы посмотреть, как птичка устроена. А еще – потому что могут.
Но все это не имеет значения. Ведь Хайт и Нимбл пахнут полынью и чесноком, а значит – ОНИ ЗНАЮТ. Бладхаунд редко встречался с теми, кому ведомо истинное мироустройство. Почти все из них просто любопытные авантюристы, либо клинические безумцы. И те и другие обычно даже не понимают, что им открылось. Но порой охотник все же натыкался на тех, кто окуривает себя священной артемисией и натирает веки аллиумом. Такие знают о тенебрисах, но не преклоняются перед темными апостолами и благословенной Порчей.
Вероломные богохульники! Да, они знают, но это не делает их чем-то большим, они лишь простые смертные, а значит – не ровня Бладхаунду, не достойные соперники!
Тем более, что он уже раскусил этих двоих и плотоядно облизнулся по этому поводу. На лесные цветы под его ногами упало несколько капель черной слюны и она зашипела на сворачивающихся к ночи бутонах. Через мгновение, когда охотника здесь уже не будет, цветы превратятся в обугленных скрюченных уродцев – будто сожженные до кости человеческие пальцы с обрывками поджаренной плоти торчат из земли.
Эти двое наивно надеются перехитрить охотника. Хайт приземлится за особняком и сразу побежит к лодочной станции, где можно установить рацию. Само собой, рации при нем нет, ведь она в ремонтном блоке, где ее отыщет Нимбл. Но артефакт отцу понесет не сын, он пошлет того, кого не жалко, скорее всего – Брейва. И пока Бладхаунд будет разбираться с ними у лодочной станции, Нимбл проведет Ритуал Очищения над колодцем, отняв эту землю у Порчи. Это навсегда лишит охотника покровительства Эссенциала.
Как просто! Если бы этот план удался, то Хайт, пожертвовав собой и еще парой эскейперов, несомненно спас бы сына и кого-нибудь в придачу, вероятно – премиленькую Елену, которую Бладхаунд уже мысленно прозвал Кьюти.
– Вот только ничего у вас не выйдет, еретики, – прошептал он и рванулся вперед со всей скоростью, на которую было способно его благословленное Порчей тело. Нареченная Мгла окутала охотника с ног до головы, поглощая случайные звуки и скрывая от вероятных взоров.
Он оказался в пылающем блоке раньше группы, которую туда уже вел Нимбл. Бесшумно забравшись на верхний этаж, охотник затянул Сумеречную Колыбельную, а затем выждал несколько минут для усиления эффекта и, широко размахнувшись, опустил топор на портативную рацию пульта связи. Раздался оглушительный скрежет, пульт заискрил, что-то в его глубине глухо стрельнуло, ржавую металлическую панель охватило голубое химическое пламя.
Бладхаунд выбрался на крышу, отметив, что его маневр сбил Нимблу все планы и теперь тот спешно уводит группу прочь, в сторону лодочной станции. Неужели у них действительно не было запасного плана? А ведь он так надеялся!
Не переставая напевать Сумеречную Колыбельную, охотник спрыгнул с крыши ремонтного блока, одним махом преодолев двадцать метров, пружинисто приземлился и рысцой побежал к сараю у кукурузного поля, где у южной стены в деревянном ящике лежали медвежьи капканы.
Вскоре он уже расставил их по округе, просчитав наиболее вероятные маршруты обреченных. Потом остановился посреди луга, принюхался, и блаженно закатив глаза, когда понял, что группа возвращается. Все вместе они идут обратно. Нет, не обратно. Прямо к колодцу!