Муж был еще одной обузой; я часто думала об этом. Но куда большей обузой были дети. (Не говоря об их свитерах, лейкопластыре, мягких игрушках, витаминах.) Откуда набралась такая масса вещей, ведь я так много выбросила? Я смотрела на своих детей с тем же смешанным чувством любви и возмущения, с каким некогда относилась к Спящей Кукле. Мне хотелось избавиться и от людей. Я радовалась, когда теряла друзей.
С тех пор как я повзрослела, главная моя собственность — пара отличных уличных туфель.
Об этом моем путешествии, разумеется, никто не знал. Но часто, когда я размышляла о нем, мать жаловалась, что взгляд у меня становится отрешенным.
— Не понимаю, — говорила она, — откуда у тебя такое выражение? Будто ты… сама не своя, Шарлотта, что случилось? Раньше ты не была такой. Не понимаю, с тех пор как…
С тех пор как меня похитили — вот что ей хотелось сказать, но она никогда не называла это похищением. Она сбивала меня с толку. Иногда говорила, что я отправилась к главной аллее из упрямства, иногда утверждала, что устроители ярмарки нарочно, по злобе потеряли меня. В конце концов я окончательно запуталась и перестала понимать: что же произошло на самом деле? Что это означало?
Меня похитили — в этом я почти не сомневалась. Но вот кто именно это сделал, я не могла сказать с той же уверенностью. Меня похитили и поставили на обеденный стол, замуровали в платье из шитья, посадили на грубый, покрытый позолотой трон, человек в кожаной куртке гнал меня через поле, меня судорожно запихнула в пикап толстая женщина, которая беспрестанно повторяла: «Никогда в жизни я не была так перепугана. Думала, мы тебя потеряли. Наше единственное дитя. Нашу крошку. Я думала, как же мы станем жить дальше… Решила, что тебя уже нет в живых, что тебя убили. Ты же у нас такая худышка. Много ли тебе надо? Ты была худышкой даже младенцем, я день и ночь тревожилась о тебе. Худая, как палка. Худущая, как проволока. Когда тебя принесли, я сказала: „Какая худышка!“ У тебя были прямые темные волосы. Я никогда по видела младенца с такими длинными волосами. До двух лет у тебя на виске оставался след от щипцов. Помнишь, Мюррей, я сказала: „Что это за шрам? Мой ребенок появился на свет без щипцов. Мне сам врач говорил“. Боже, ну почему они не отвечают на вопросы?»
Она опустила руки на колени. Отец вздохнул. Они вглядывались в ночь, а пикап тем временем с шумом катился по дороге, похищая меня.
Глава 5
Мы вышли к большой заправочной станции, залитой ярким светом неоновых ламп; неопрятный парень в синих джинсах заливал бензин. За зеркальным стеклом витрины — немецкая овчарка. Джейк Симмс шагал медленно, озираясь по сторонам. Непонятно, что он высматривал. Потом сказал:
— Подойдет. — Он двинулся по шлакобетонной дорожке, подталкивая меня перед собой, — Придется отлучиться по нужде. Кроме того, у меня здесь найдутся еще кое-какие дела. Попроси-ка у этого парня ключи.
— Что?
— Ключи, ключи. Попроси у него ключи от уборной.
Я попросила. Парень теперь мыл ветровое стекло; он прекратил работу и выслушал меня, как будто по мог одновременно делать и то и другое. Наклонил ко мне взлохмаченную светловолосую голову. Суставы пальцев у него были грязные, загрубевшие.
— Мне нужен ключ, — сказала я.
— Ключи! — прошипел сзади Джейк.
— Оба ключа. И для него тоже.
Парень отложил тряпку и полез в карман. Джинсы были такие тесные, ему даже пришлось втянуть живот, чтобы засунуть руку в карман. Один ключ был прикреплен к металлическому кольцу, другой — к деревянному диску.
— Не забудьте вернуть, — сказал парень.
— Само собой, — отозвался Джейк.
Мы пошли к уборным, на дверях были цепочки с висячими замками. Он отпер женскую уборную и втолкнул меня туда. Я не понимала, что происходит. Что это — конец пути? Может, он собирается насовсем уйти отсюда?
— Не вздумай бежать, — сказал он и захлопнул дверь.
Я услышала поворот ключа и удаляющиеся шаги. После его ухода цепочка долго колотилась о дверь, словно кто-то снова и снова бросал в нее пригоршни мелкой гальки.
Честно говоря, я была рада попасть наконец в уборную. Я вымыла руки и посмотрела в замызганное зеркало: волосы в некотором беспорядке, а в остальном вид вполне приличный. Наверное, такие вещи не отражаются на внешности, как можно было бы ожидать.
Потом я подняла голову — крохотный расплывчатый квадрат потолка, покрытого паутиной. Да это же самое настоящее замкнутое пространство, точно. Высоко в шлакобетонной стене крохотное, чуть приоткрытое окошко — матовое стекло, затянутое проволочной сеткой. Я встала на сиденье унитаза. Приподнявшись на цыпочки, мне удалось прижаться лицом к окошку и увидеть то немногое, что открывалось глазам: узкая полоса мрака и поблескивающие крыши автомашин, оставленных для ремонта. Ни души, никого, кто может прийти на помощь. Я была бы рада любому живому человеку, даже Джейку Симмсу… Хотелось колотить по оконной раме, как по тюремной решетке, позвать его по имени. Но потом я увидела его. Он, пригнувшись, стоял возле какой-то машины. Вскоре он выпрямился и зашагал в мою сторону. Я спрыгнула с унитаза и перекинула ремешок сумки через плечо. Когда он открыл дверь, я стояла перед ним как ни в чем не бывало. И виду не подала, что места себе не находила от страха.