Минди подняла руку с сосиской в булке. Она вытирала согнутой рукой лицо, и рука эта казалась хрупкой, словно прутик или цветочная былинка.
— Кончится тем, что я на ней женюсь, правда, Шарлотта?
— Может так но и будет, Джейк.
— Связал себя по рукам и ногам. Точно? Всю жизнь буду тянуть эту лямку, плясать под ее дудку.
Я посмотрела на него.
— Золотистые и оливковые, — сказал Джейк. — Занавески «патриция». Младенцы. Видишь, до чего я докатился. Что ты на меня уставилась?
— Ничего, — сказала я. — Вот. Возьмите.
— Что это?
Он конечно, видел, что я протягиваю ему деньги. Пять новых купюр по двадцать долларов каждая. Пришлось вложить их ему в руку и зажать ее в кулак.
— Шарлотта.
— Я ухожу, — сказала я.
От удивления он раскрыл рот.
— Не могу же я быть привязанной к вам навсегда, Джейк. Вы же знали, что когда-нибудь нам придется расстаться.
— Нет, подожди. — Голос его стал резким, скрипучим.
— Передайте привет Минди.
— Но, Шарлотта, послушай… Я еще не могу без тебя. Понимаешь? У меня на руках беременная женщина и все эти… Шарлотта, пока ты с нами, мне все-таки легче, пойми. Тебе все по плечу, как будто так и должно быть. Ты все время чуть улыбаешься. Ведь мы уже знаем друг друга, Шарлотта, правда?
— Правда, — согласилась я.
— А вообще-то… — Джейк вдруг вздернул подбородок. Засунул деньги в карман и выпрямился, слегка покачиваясь взад-вперед, — Непонятно, чего это я так тебя уговариваю, ты же все равно не можешь уйти; твои деньги у меня.
— Можете оставить их себе, — сказала я.
— Как же ты поедешь, объясни.
— Ну, обращусь в благотворительное агентство.
— А твой значок?
— Что?
— Наверное, захочешь получить его обратно?
— Значок? Ах да, зна…
— Так вот, ты его не получишь. Значок я оставляю себе.
— На здоровье.
Я протянула ему руку: не хотела уйти просто так, не попрощавшись. Но Джейк отказался пожать ее. Подбородок его все еще был вздернут, глаза устремлены на меня. В конце концов пришлось оставить эту мысль.
— Что ж, до свидания, — сказала я. Повернулась и пошла в ту сторону, откуда мы приехали и где, скорее всего, была автостанция.
— Шарлотта, — сказал Джейк.
Я остановилась.
— Если ты сделаешь еще один шаг, я буду стрелять, Шарлотта.
Я пошла дальше.
— Прицеливаюсь. Слышишь? Спускаю предохранитель. Пистолет заряжен. Я целюсь тебе прямо в сердце.
Мои шаги звучали ровно, размеренно, как дождь.
— Шарлотта!
Я шла вперед, уже ощущая дыру в спине. Обогнала пожилую пару в вечерних туалетах. Выстрела все не было. И теперь наверняка не будет. Наконец я перевела дух, удивляясь своей выносливости: сколько опасностей осталось позади, и из всех испытаний я вышла невредимой. С легким сердцем, спокойно и плавно я обогнула ребенка, прошла мимо женщины, сидящей в стеклянной коробке — кассе кинотеатра. Дошла до конца квартала и оглянулась. Он все стоял на том же месте, на удивление маленький, и смотрел мне вслед. Воротник поднят, плечи опущены. Руки глубоко засунуты в карманы. И все-таки нет, не такой уж невредимой вышла я из этой истории.
Глава 16
Полиция так и не поймала Джейка Симмса. Кажется они прекратили поиски. Во всяком случае, я сказала им, что он отправился в Техас.
В бывшей маминой комнате появился новый жилец, алкоголик со Скамьи Кающихся, в прошлом оперный певец. Его зовут мистер Бентам. Когда он не пьет, голос у него чудесный. Мисс Фезер, как и прежде, живет о нами, а доктор Сиск съехал. В июле прошлого года он женился на какой-то прихожанке и живет теперь в большом одноэтажном особняке на другом конце Клариона.
Джулиан между приступами депрессии по-прежнему работает в радиомастерской; Селинда по-прежнему парит в облаках, то приближаясь к нам, то отдаляясь. Джиггза никто еще у нас не потребовал. А вот Лайнус перестал мастерить кукольную мебель и переключился на самих кукол: он делает теперь крохотных деревянных человечков с подвижными конечностями и вращающейся головой. Суставы у них из кусочков булавок. Лица разрисованы иголкой, обмакнутой в тушь. У каждой куклы своя внешность, свой цвет волос, своя одежда, но лица у всех удивленные, словно они никак не могут понять, каким это образом они здесь очутились.
Я по-прежнему передвигаю по студии свой аппарат, запечатлеваю людей вверх ногами в необычных нарядах. Но мне кажется, взятые напрокат медали говорят о них больше, чем они сами думают. А Сол все так же крепко держится за кафедру, изучает своих прихожан. И, конечно, видит их сквозь собственную призму — равно правдиво и ошибочно.