Веру «вселил Святой Дух в мое сердце через Евангелие». Подлинное доверие Богу рождается и не могучим интеллектом, и не наивной доверчивостью. Оно рождается Святым Духом, действующим через слушание Благой вести о Христе. Как спасение, обретаемое верой, так и сама вера — дар от Бога.
Вера смиренна. Она не позволяет хвалиться ничем, кроме креста, и гонит всякую мысль о заслугах, кроме заслуг самого Христа.
Вера — личная. Она не есть упование на общий принцип, что Бог есть любовь и что Иисус умер за грешников. Вера — личная: я верю, что Бог любит меня, что Иисус умер за меня. Вера есть упование на то, что Бог не просто послал Сына, чтобы свершить нечто прекрасное для людей в мире, а Он послал Сына, чтобы Он жил и умер за меня. Спасение — больше, чем идея; оно есть убежденность. Истинная вера знает: «Я прощен, я оправдан, я буду жить вечно».
Пусть вера такова, но на что она направлена? Мы спасаемся не просто верой в то, что все будет хорошо, как будто Бог лишь призывает людей быть оптимистами и не унывать. Объект нашей веры предельно важен. Наша вера, какой бы искренней ни была, будет лишь искренним заблуждением, если она не направлена на Евангелие. Ведь именно Евангелие есть сила Божья для спасения всякого верующего (Рим. 1:16).
Впрочем, Евангелию не так просто дать определение. Конечно, на самом базовом уровне Евангелие есть добрая весть о смерти и воскресении Иисуса (1 Кор. 15:1–8). Но в более широком смысле оно служит обобщением всего христианско го учения (2 Тим. 1:8; 2:8). Именно в таком, более широком смысле катехизис использует слово «Евангелие» в ответе на вопрос 22. Евангелие есть все то, во что должен верить человек, чтобы быть христианином.
Мы все слышали известное высказывание: «В главном — единство. Во второстепенном — свобода. Во всем — любовь». Все христиане без исключения обожают эти слова, но почти никто не может прийти к согласию, что главное, а что второстепенное. Гейдельбергский катехизис, продолжая долгую церковную традицию, учит, что главное отлично подытожено в Апостольском символе веры, приведенном в ответе на вопрос 23. Было бы глупо утверждать, что за пределами сказанного в Апостольском символе веры нет ничего принципиально важного. После его составления возникли новые богословские споры и новые доктрины требовали выражения. Например, Никейский и Халкидонский символы веры были очень важны для формирования веры в ранней церкви. Да и сам Гейдельбергский катехизис не ограничивается Апостольским символом веры, а затрагивает иные доктрины и доказывает правоту одних и ошибочность других.
Однако если вам нужно краткое содержание основ веры, лучше всего начать с Апостольского символа веры. Вера — если мы говорим про христианскую веру, про то, во что верили христиане на протяжении веков, — не может быть уже, чем Апостольский символ веры. В мире, где принято презирать богословие и отвергать любые границы, мы должны твердо помнить: есть вещи, в которые христианин обязан верить.
Воскресенье 8
Вопрос 24. Из каких частей состоит Апостольский символ веры?
Ответ. Из трех частей. В первой говорится о Боге Отце и нашем сотворении, во второй — о Боге Сыне и нашем искуплении, в третьей — о Боге Святом Духе и нашем освящении.
Вопрос 25. Бог един, почему же ты упоминаешь о трех: Отце, Сыне и Святом Духе?
Ответ. Ибо так явил Себя Бог в Своем Слове: эти три разных лица есть единый, истинный, вечный Бог.
Самое важное учение, о котором вы почти не думаете
Если и есть доктрина, которая делает христианство христианством, то это учение о Троице, вокруг которого построены Апостольский, Никейский и Афанасьевский символы веры, глубоко тринитарные по своей богословской сути.
Августин как-то сказал, что «самые опасные ошибки, самые трудные исследования и самые полезные открытия» связаны с учением о Троице10. А недавно Синклер Фергюсон высказал такую мысль: «Когда на учеников должен был вотвот обрушиться целый мир, наш Господь провел с ними много времени в горнице, разговаривая с ними о тайне Троицы. Если и есть доказательство важности тринитарного богословия для практической жизни, то вот оно!»11
Но именно учение о Троице многие христиане понимают плохо, еще хуже могут его выразить и совсем не видят его связи с реальной жизнью. Один богослов сострил: «Троица — это учение о пяти качествах, четырех отношениях, трех лицах, двух исхождениях и нулевом понимании»12. Все эти разговоры про сущность и лица, про отношения такие и отношения сякие звучат как богословская китайская грамота и, кажется, являются уделом философов, ученых и редких книжных червей, но точно ни к чему мамашам с тремя детьми, сантехникам и вечно голодным студентам.