И, с другой стороны, этим публичным обнаружением глубоко личного они обучали молодёжь: в этом состоял педагогический смысл Праздника.
Восприняв Действо Начала в порядке самоидентификации, юноше впоследствии получал возможность актуализовать это самосознание в реальном общении с богом в ходе личной жизни.
Возвращаясь к заголовку раздела, можем отметить, что Курт не приводит никаких данных, говорящих о принесении в дар богу Спектакля Начала. Поэтому мы думаем, что Курт подошёл к толкованию "роли Архэ" в празднике шаблонно и схематично.
2. Мифическое пространство в мифическом празднике
Прежде всего, пространство праздника - это публичное пространство.
Что это значит? Направления, местоположения, предметы, размещенные в нём, - всё нагружено общественным значением. Проще говоря, в городе всякий дом имеет адрес, владельца, историю и цену; всякая дорога ведёт в какое-то присутствие....
Почему важно помнить сказанное?
Потому что только ПУБЛИЧНОЕ пространство может быть превращено в пространство "МИФИЧЕСКОЕ".
Курт пишет:
" Право и Лево, Верх и Низ - всё это имеет здесь абсолютное значение".
Однако, всякое значение чего бы то ни было существует только в общественных отношениях, и поэтому оно необходимо и первоначально есть значение общественное.
Здесь мы имеем то же положение, что и с лицом: в фундаменте лица находится общественный субъект. При этом, субъект общественных отношений не обязан быть лицом: он может быть актуализацией функции. Но лицо - всегда есть субъект общественных связей; иначе лицо немыслимо.
Возвращаясь к празднику, мы имеем констатацию нагруженности городского пространства символами. В данном случае, символами принадлежащими такой отрасли общественного быта как Религия.
Курт пишет:
"Начинался праздник, как правило, с процессии, целью которой был теменос - чаще всего храм, где обитал бог. Он мог представать культовым изображением или просто присутствовать как место, выделенное в качестве священного".
" На алтаре разжигался огонь, пламя и дым от которого поднимались вверх, обращаясь таким образом к богам, которые господствуют в поднебесье, в заоблачных высотах Олимпа".
Читателю, должно быть, ясно, сколь релевантным является обсуждение общественных событий - таких, как религиозный праздник - на языке общественных и личных отношений.
Точно так же ему должно быть ясной полная нерелевантность языка Хюбнера, который пытается использовать для анализа общественной жизни язык алхимии.
Вот характерный пример. Культовые обряды и ритуалы он толкует как операцию магического "сгущения мифической субстанции".
Он пишет:
"...Концентрация субстанционального присутствия бога происходила также с помощью определенных культовых обрядов и ритуалов".
Поневоле задаешься вопросом: где мы?! В Афинах или в "Изумрудном Городе"?
Слишком откровенно выпячивается политическая логика Фрэнка Баума, которую Дороти озвучивает в третьей главе "Чудесного Волшебника страны Оз".
А именно, что есть страны цивилизованные, в которых нет никаких волшебников, колдунов, магов и ведьм, - в этих странах дважды два равно четыре. И есть страны нецивилизованные, где полно колдунов, магов и ведьм, и где, например, "часть равна целому" и прочее, в таком же духе.
Видно, что менталитет Курта, с которым он подходит к толкованию античной культуры, базируется на этой детской книжке.
Мы можем убедиться в этом, перейдя к прочтению третьего раздела главы, озаглавленного:
3. Роль единства идеального и материального, мифического отношения целого и части, а также мифической субстанции в празднике как жертвенном пире
Как представитель "цивилизованной страны", Курт замечает, что в стране магических обрядов, обычная инструментальная логика не применима: действует логика "мифическая" (= магическая, волшебная, в которой дважды два пять...).
Он пишет:
"... после омовения рук, дабы не осквернить сакральное профанной грязью, жрец состригает шерсть со лба животного и бросает ее в огонь вместе с жертвенным ячменем. Этим часть, а именно часть животного и часть всего жертвенного ячменя, мифически принимается за целое".
Курту не приходит в голову, что жрец, - скорее всего, - вообще не мыслит в логике целого и части: не рассматривает шерсть со лба животного как часть животного. Что его действия подчиняются совершенно иной логике: логике образа, рисуемого словами: "И во лбу звезда горит!"....
"Звезда", изображающая сияние умного ока: того ока, которым мы видим, когда наши телесные очи прикрыты; ока, которым мы видим во сне....
Соответственно, в шерсти, состриженной со лба животного, главное - ЛОБ! Как местоположение умного ока. Недаром всегда особо ценился скот с белым пятном во лбу! Количество шерсти - часть или вся шерсть целиком - здесь совершенно не причем.
Здесь важна принадлежность этого "третьего ока" жизни в ином мире, мире сновидений. С его помощью мы переселяемся в иной мир, на то время, когда уходим из этого мира в сон, подобный смерти.
Сжигая на алтарном огне шерсть со лба животного, жрец переселяет животное к богам, используя возможности "третьего глаза". Туда же вслед за ним он посылает ему корм, сжигая на том же огне ячмень.
Вот логика описываемого Хюбнером обряда, - основанная на опыте жизни, в котором орудийные действия дробления целого на части занимают весьма незначительное место, и не могут, поэтому, лежать в основании важнейших в жизни города публичных церемоний.
То же справедливо и в отношении внутренностей животного, как они участвуют в обряде. Дело не в том, что они суть ЧАСТИ целого, а в том, что они символизируют ЖИЗНЬ, сокрытую внутри видимой оболочки животного.
Курт и сам свидетельствует об этом, говоря, что...
"... во время жертвенного пира съедаются прежде всего "спланхиа", внутренности, особенно печень и почки, которые считали средоточием жизни".
Таким образом, обряд поедания внутренностей символизирует культивирование внутренней, сокрытой в сердце жизни, как публично признаваемого и ценимого личного способа существования.
И, если уж усматривать в этом обряде какую-то диалектику, то - не диалектику целого и части, а диалектику незримого внутреннего и видимого внешнего.
Отсюда, назойливые упоминания деления целого на части; различных частей и их назначения, только кажутся информативными. На деле дезориентируют читателя.
Курт пишет о жертвенном животном:
"Оно разрезается на части... /.../ Так снова получают свою часть Земля и мир хтонических божеств...".
И далее в этой логике приходим к таким замечательным выводам, как...:
"Жертвенный пир, теоксения, где гостит бог, представляет собой сердце мифического культа. Здесь наияснейшим и непосредственнейшим образом проявляются одновременно мифические отношения части и целого и сущность мифической субстанции".
То есть, главное в "теоксении", по мнению Хюбнера, не личное общение с богом, а "отношения части и целого" и алхимия "мифической субстанции"!
Хотя он сам пишет:
"Бог присутствует здесь и сейчас".
И цитирует Плутарха, который говорит:
"Не изобилие вина и жаркого радует нас в празднике, но радостные надежды и вера в присутствие бога, который благосклонен к нам...".