Так что хюбнерово "высказывание, основанное на интерсубъективно доказываемых эмпирических фактах" есть публичное высказывание имеющее целью обнародование нового знания, полученного субъектом высказывания.
И тут же Хюбнер задается вопросом:
"Что это значит применительно к науке?".
Только то, что данное высказывание сделано в рамках научного сообщества. То есть, предназначено не для широкой публики, а для лиц причастных науке как общественному институту.
Но Курту этого мало. Он хочет углубиться в жизнь данного института ради уточнения процедуры помянутого "высказывания". С этой целью он предлагает нам следующую модель науки:
"Как следует из предварительных выводов в главе IV, науки состоят не только из собрания фактов, но и из их систематического объяснения и упорядочения".
Для чего нужна ему - спрашиваем мы - такая вульгарная аналитика науки?
Видимо для того, чтобы заметить, что "интерсубъективное доказывание", сопряженное с публикацией апостериорного синтетического суждения в научном сообществе, принадлежит "систематическому объяснению и упорядочению фактов".
Думается, что это последнее интересно Хюбнеру с точки зрения возможностей той или интерпретации полученных экспериментально фактов.
И это действительно так, поскольку нашему автору представляется важным то, что "интерсубъективное доказывание", являющееся одновременно ОБЪЯСНЕНИЕМ, в науке совершается с привлечением существующих теорий.
Курт пишет:
"Целью науки является /.../ производство теорий как систем объяснения, но такая система объяснения одновременно является и упорядочивающей системой".
Таким образом ученый разговор, в рамках которого имеет место помянутое "высказывание", состоит из подведения фактов под соответствующие теории, или из объяснения фактов с помощью существующих теорий.
Читаем у Курта:
"Таким образом, наука, с одной стороны, содержит высказывания об отдельных феноменах или событиях, происходящих в определенном пространстве, в определенное время - их называют базисными предложениями, - с другой стороны, она содержит высказывания о естественных законах и исторических нормах".
Наука много чего содержит. Только синтез "высказывания об отдельных феноменах или событиях" с "высказываниями о естественных законах и исторических нормах" - это не наука.
Под ярлыком науки Хюбнер подсовывает нам модель схоластики, или спекулятивного школярского диспута, в котором имярек доказывает нечто ("базисное предложение") собеседнику, ссылаясь на заповеди, законы, нормы, etc.
К науке подобные диспуты имеют отношение лишь в качестве ОКОЛОНАУЧНЫХ публичных феноменов.
Также далеки эти "основанные на интерсубъективно доказываемых фактах высказывания" от апостериорных синтетических суждений Канта. Ибо в них суждения опираются на опытные факты, а не частные якобы "факты" доказываются с помощью максимально общих суждений, какими являются "аксиомы, образующие ядро научной теории".
Читателю полезно здесь заметить для себя, как Хюбнер подменяет факты "базисными положениями", которые должны обрести в глазах собеседника статус фактов, в результате обоснования этих положений теориями, законами, нормами и т. п. "обобщениями, находящими свое завершение в небольшой группе законов или правил".
В чем-то "интерсубъективно доказываемые базисные положения" Хюбнера перекликаются с "объектами" теоретика русского авангарда Казимира Малевича. Для последнего объективность - целиком условна.
Так, в статье "О субъективном и объективном в искусстве и вообще" он пишет:
"Если автомобиль как объективная вещь существует только как условная вещь, тогда да, он объективно существует. Лично для меня автомобиль не существует, ибо что есть автомобиль? Уже этот вопрос может поколебать его объективное начало, и я найду сторонников, и точка моя может стать условно объективной. С моей точки зрения, автомобиль есть комплекс ряда технических элементов нашей практической жизни взаимоотношений ...".
И поясняет это следующим примером:
"В глубоком прошлом существовало объективное понятие того, что Земля плоская, или Земля невертящаяся, а все возле нее или кругом вертится. Сейчас другое существует понятие, что Земля вертится и все с нею тоже вертится, следовательно, один и тот же объект, - объективно для масс существующий, - вовсе не оказался объективным, ибо появилась новая точка <зрения>, доказавшая, что шар земной находится в состоянии движения, и объективное, <ранее> для всех существовавшее доказательство оказалось необъективным".
Не имеет ли Хюбнер в виду что-то подобное?
Этот вопрос остается без ответа, так как Курт посвятил оставшуюся часть "Введения" формальным логическим выкладкам. В связи с этим вспоминается, что в советское время в десятом классе средней школы был такой предмет "Логика". И Курт напоминает здесь недоучившегося школьника, для которого формальная логика остается особой "фишкой". Ему кажется, что суждения, сопровождающиеся логическими формулами, обладают особой убедительностью....
Потому мы оставляем "Введение" и переходим к первому разделу данной главы. Он озаглавлен:
1. Аксиоматические априорные предпосылки, лежащие в основе базисных предложений науки.
Такой заголовок свидетельствует, что Курт намерен оставаться в русле "Критики чистого разума" Канта, но в своей интерпретации, которую он изложил в книге "Критика научного разума".
Предмет этой книги, в связи с читаемым нами теперь текстом, он формулирует как ответ на вопрос о том...
"... как научные высказывания могут быть обоснованы интерсубъективно доказуемыми эмпирическими фактами? Вопрос, который более точно формулируется так: как это возможно в случаях базисных предложений, общих положений и теорий?"
Короче говоря, тема работы это - что означает "quaestio juris" Канта применительно к науке?
Как можно судить из контекста, Курт, как новоевропейский либерал отрицательно относящийся к схоластике, критикует здесь - вслед за Кантом - научное предвидение, основанное на схоластической модели. То есть, он подвергает сомнению истинность суждений, основанных исключительно на теории, равно высказываний, логически выводимых из общих положений, законов, норм, etc.
Иными словами Курт понимает здесь под "наукой" не публичный институт, но - систему мышления и рассуждения, основанную на систематическом опыте, который, однако, не фигурирует в этой системе как таковой, но отложился в коллективном разуме в виде правил, норм, законов и теорий.
Для чего это нужно ему? Очевидно, в целях создания ментальной почвы для сравнения науки с мифом, - который он в самом начале определил как "систему мышления и опыта".
Проще говоря, общепризнанные аксиомы науки, открытые ею законы и правила, научные теории суть то, во что мы, просвещенные европейцы ВЕРИМ.
И вот, в дискуссиях и разговорах меж собой мы производим высказывания, основанные на этих теориях, и потому претендующие на истинность.