Вопреки утверждению Курта, эту алхимическую идеологию совершенно невозможно выводить из мифов о Кадме и Девкалионе.
Вполне возможно, что технологи, создавая свой специальный язык, пользовались аналогиями с человеческим телом и организмом. Как и землепроходцы, которые, по словам того же Курта, "сравнивали ущелья и источники с женскими половыми органами".
Ровно так, как в индустриальную эпоху, наоборот, в описаниях живого мира стали использоваться механические аналогии. Достаточно вспомнить в этой связи сравнение сердца с насосом и т.п.
Поэтому невозможно исключить справедливость следующих слов Хюбнера об этих аналогиях:
"Здесь показаны основные контуры представлений, в рамках которых в мифические времена развивалась металлотехника, но ясно, что отсюда вытекало множество отдельных интерпретаций текущих производственных процессов, интерпретаций, которые, с одной стороны, служили этому процессу в качестве руководства, а с другой - контролировались и корректировались им".
Однако, следующая фраза...:
"Они играли в то время такую же роль, какую сегодня играют в подобных случаях теоретические соображения";
...является несправедливой натяжкой.
Все приводимые им примеры являются лишь особенностями профессиональных жаргонов, и за ними невозможно разглядеть "теорию" в современном смысле слова.
Тем более нельзя представлять мифы в качестве общефилософской ("онтологической") основы таких якобы "теорий", что Курт пытается сделать в четвертом разделе данной главы:
4. Онтологические предпосылки, опыт и истина в мифе
Как мы уже отметили выше, он пребывает в плену картезианской объект-субъектной гносеологии. На неё он открыто опирается и в своих попытках сконструировать якобы древнюю "мифическую" гносеологию. И с этой целью просто модернизирует картезианскую схему:
Он пишет:
"Так как миф не знает строгого разделения между субъектом и объектом, сознанием и предметом в смысле научной онтологии (см. II часть книги), познание не опирается для него на восприятие субъектом лежащего вне его объекта в чисто духовной внутренней жизни своего мышления, а понимается как процесс, в котором нуминозная субстанция, пронизывающая участвующий в познании объект, влияет на познающего и наполняет его".
Мы уже заметили выше, что "нуминозное" как психическое неизбежно вводит в дискурс картезианского "субъекта". В схеме Хюбнрера этот субъект просто объективирует свои страхи, - как иначе можно понять "нуминозную субстанцию, пронизывающую участвующий в познании объект"?
Эти объективированные страхи возвращаясь в сознание интерпретируются субъектом как "кивок бога" - отсюда "нумен" (кивок) и "нуминозное".
Иными словами, Курт модернизирует Картезианскую схему с помощью Фрейда.
Откуда следует, что в его следующих словах, относящихся к познающему "мифическому" субъекту: "Все идеальное является одновременно материальным", - необходимо слово "материальное" заменить на слово "психофизическое".
Тогда продолжение фразы и фрагмент в целом получает точный смысл:
"Все идеальное является одновременно психофизическим и наоборот: представленное есть в определенном смысле уже воспринятое; имя, знак и действительность, "вещный аспект" и "аспект значения" строго не разделены...".
Пусть так, но разве мы вправе ожидать чего-то другого от древних греков? Ведь, для проведения помянутого разделения им нужно было бы ждать появления на философской сцене Декарта с его теорией познания, целых две тыщи лет!
В том же фрагменте мы читаем:
"... сон и реальность не являются противоположностями".
Что вновь отсылает нас к Фрейду.
А следующий фрагмент - к теории светоносного эфира, выдвинутой в XVII веке тем же Рене Декартом, приверженность которой не устает демонстрировать Хюбнер.
Он пишет:
"Даже в более позднем греческом теоретико-познавательном учении об эйдосах находим мы еще влияние этой идеи, так как истечение мыслится там как маленькое субстанциальное отражение предмета, которое проникает в познающих. Вследствие мифического тождества между предметом в сознании и вне его существует поэтому различие лишь в степени, плотности его субстанции".
И, наконец, несколько ниже, находим открытое и недвусмысленное изложение главной цели Хюбнера: представить религию процессом познания.
Читаем:
"То, что Мы называем "процессом познания", та смена эксперимента, заблуждения, подтверждения и опровержения является для мифического человека нуминозным процессом, в котором божественный "показ" часто лишь постепенно проникает в исследующего человека и осуществляется в нем. Поэтому необходимы предшествующая молитва, жертва и другие ритуальные приготовления, делающие возможным подобное зачатие".
Значит, древний эллин точно так же познает действительность, как и современный европеец, и только интерпретирует этот процесс "алхимически", в силу исторических обстоятельств, обусловливающих приверженность господствующей в его время идеологии.
То есть, никаких богов нет в реальности! Есть Разум и разумное Познание объективной действительности. Соответственно, сознание человека - это Гносеология. И вся так называемая "религия" есть просто особое ГОВОРЕНИЕ, кодирующее процесс познания.
Что Курт и констатирует в разделе ...
5. К вопросу об интерсубъективности предпосылок, необходимых для мифического опыта
В начале которого он пишет:
"Как оказывается, не существует формального различия между мифической и научной моделью объяснения, хотя они связаны с совершенно иными содержаниями, понятиями опыта и представлениями об истине".
С этой точки зрения Миф якобы содержит в себе правила познавательной деятельности, от соблюдения которых зависит получение "божественной истины":
"Священная истина считается добытой с достоверностью тогда, когда мифические предпосылки оказываются эмпирически подтвержденными согласно содержащимся в мифе правилам...".
Таким образом, Миф - это, согласно Хюбнеру, МЕТОДОЛОГИЯ опытного познания действительности, так что...
"... Новый опыт часто означает вытеснение старого новыми нуминозными сущностями. Смена мифического мира опыта охотников и кочевников миром земледельцев, а этого - миром вооруженной бронзовым и железным оружием аристократии; сводится соответственно к победе новых богов...".
Всё это в сумме ясно очерчивает интеллектуальный круг Курта Хюбнера, за который он не может выйти, в силу полного отсутствия творческого потенциала. И ставит вопрос: стоит ли дальше тратить время на прочтение толстой книги, которую он написал якобы о Мифе, а на деле - о себе, амбициозном инфантиле, самолюбию которого бросает вызов недоступная его пониманию Религия?
Ответ на этот вопрос мы предоставляем читателю, сами же пока продолжаем листать названную книгу.
Пятый раздел данной главы посвящен "интерсубъективности" методологии познания, то есть - общественности субъекта знания, человека.