Хюбнер и сам говорит далее о неправомочности такого сравнения:
"Точно так же мы можем судить о точности мифических высказываний, не сравнивая их с научными, а проверяя их в объемлющей системе целей и жизненных связей, характеризующих мифический мир и, как было показано, достаточно отличающейся от науки. Точность является поэтому не абсолютным, а относительным понятием".
В этой "точности", однако, как раз и зарыта собака его лукавства. Уже к "семантическим интерпретациям в науке" понятие точность не приложимо. Слово ТОЧНОСТЬ адекватно только измерениям и подсчетам (т.═е. численным измерениям).
Еще более бессмысленно словосочетание "точность мифических высказываний".
Так же неприменимо требование точности к высказыванием Оракула.
В науке же точность есть именно требование и желаемое достижение, тогда как к оракулу никто никогда не выдвигал подобного нечестивого и глупого требования.
Почему?
Да потому что ученый сам творит эксперимент и прибор для него, и сам трактует результаты.
В то время как Оракул слышит и видит лишь то, что Бог соизволил приоткрыть ему. Применяя технические аналогии, можно заметить, что Оракул сам как бы является устройством связи бога с людьми.
Наверное, "устройство" может быть более или менее совершенным, и тогда результаты связи будут лучше. Беда только в том, что никто не знает, как усовершенствовать оракул.
И вообще разговор о "точности" или "расплывчатости" мифа представляется достаточно вульгарным, в силу очевидной неадекватности.
Суммируя сказанное, мы приходим к мнению, что Хюбнер намеренно профанирует заявленную тему, выбирая "точность" для сопоставления мифа и научных высказываний.
Оставаясь на этой вульгарной позиции, он от "точности" переходит к значению, или смыслу слов, обозначающих понятия:
"Почти все классические фундаментальные понятия физики выведены из общеупотребительных выражений. Я упомяну лишь некоторые: сила, работа, энергия, импульс, тяжесть, инерция, причина. Однако смысл, приобретенный ими в сфере науки, не имеет почти ничего общего с первоначальными".
Именно, что "классические". Он забывает добавить, однако, что первоначально все эти слова суть понятия МЕХАНИКИ, которая весьма близка к обычным трудовым операциям с использованием простейших орудий, и - соответственно, к рефлексивной физиологии мышечных усилий.
Высокотехнологичная квантовая механика, конечно, далеко ушла в смыслах названных слов от начальных. И это служит Хюбнеру для его аналогий.
Именно, он сопоставляет элитную группу ученых, которым доступно современное значение привычных слов и корпорацию священнослужителей, которым доступно понимание мифов.
Читаем:
"...обычное и привычное применение обычных слов в современном научном контексте сильно затрудняет понимание физических понятий",
... поскольку миф физики ускорителей далёк от обыденной жизни.
"При этом нельзя сказать, что миф и жизненный мир идентичны друг другу, поскольку первый относится к священной, а второй - к профанной реальности".
Откуда ясно, что он сопоставляет социальные группы принадлежащие к разным институтам по принципу отношения к тайному знанию. Что само по себе является вульгарным занятием.
Как известно, по отношению к "великим тайнам" идентифицировали себя франк-масоны. Они были ремесленниками, каменщиками, занятыми на строительстве ритуальных сооружений. Отсюда их склонность к сближению божественных тайн с секретами привилегированного ремесла.
Итак, Знание - вот высшая ценность "человека разумного". Весь дискурс Хюбнера отнесен к этой ценности. Ничего нового в этом нет.
И всё же Хюбнер претендует на какое-то новое слово. В чем же оно?
Новое слово Хюбнера состоит в том, что теперь миф не уступает науке, по отношению к ценности знания. Это такое же знание, - просто принадлежащее другому историческому времени.
Тем самым, - образно говоря - Курт хочет убедить нас в том, что мёд - это тоже говно; только говно пчёл!
Честно говоря, аппетита от этого как-то не прибавляется.
Справедливости ради следует заметить, что Курту всё-таки хватает благоразумия развести миф и науку.
Он пишет:
"Обратим еще раз внимание на то, что миф выражает собой мир представлений, не знающий нашего деления на субъект и объект; в нем оба слиты в "идеально-материальное единство" и все явления участвуют в сфере нуминозного. Способ уточнения, свойственный науке, был бы применительно к данной природе мифа и связанным с ним целям столь же абсурдным, как и подобное уточнение явлений жизненного мира сегодня. Благоговение и страх перед нуминозным событием к тому же запрещает его уподобление, скажем, лабораторному арсеналу. Такой подход, так сказать, убивает бога и делает его совершенно иным предметом. Это можно понять по аналогии с тем, как если бы общение с живым человеком, воздействие свойственной ему семантической сферы заменялось ознакомлением с анатомией его трупа и воздействием совершенно иной семантики".
И на том спасибо!
В итоге:
"Семантическую интерсубъективность понятий и высказываний о мифическом мы не можем, следовательно, сравнить с той, которая свойственна высказываниям о природных законах".
Так стоило ли огород городить...?
ГЛАВА XIX
Рациональность как логическая интерсубъективность в науке и мифе
Заглавие сразу же ставит нас перед вопросом: участвует ли логика в общении "идиотов" между собой на "мифические" темы?
Наверное, коль скоро мы все - человеки.
Означает ли это, что миф логичен?
Нет, не означает.
Курт начинает эту главу с кажущегося трюизма. Он пишет:
"Интерсубъективное признание выводов, полученных строго логическим путем, может быть гарантировано".
Во всех случаях? Или в коммуникациях отдельной группы лиц, для которых именно логика является инструментом добывания истины, - например, судей?
Кроме того, логики бывают разные - в том числе неоднозначные. И данный имярек может не принимать вашей логики.
Так что исходное положение Курта мы вынуждены отнести к его очевидному школярству.
Вторая фраза главы не хуже первой. Курт заявляет:
"Наука в своем стремлении к наибольшей рациональности...".
Во-первых, у науки нет таких целей. Она не стремится к рациональности, к тому же различая её по степеням (!). Тут поневоле вновь вспоминаешь дедушку Фрейда.....
Наука строит машины: как железные, так и мысленные, - и потому изначально рациональна.
Кроме того, Наука - не субъект психологии, но - публичный институт индустриального общества. Нелепо приписывать этому грандиозному институту "стремление к рациональности".
Несколько ниже, впрочем, становится понятным, это нелепое вступление.
Курт, как человек индустриальной эпохи, строит "машину мифа"; и потому миф должен быть рационален.
Для чего это нужно?
А чтоб миф был не хуже науки!
В представлении Курта "классическая" античная религия представляла собой такой же институт добывания знания, как теперь наука. Поэтому Миф, управлявший этой публичной деятельностью, непременно должен был быть рационален, что смочь нести свою кибернетическую функцию.
Отсюда, Курт пишет: