А вот выражение лица у братьев похожее - безразлично-усталое, что у того, что у другого.
- Вышли на цель со стороны Трех Атоллов, - монотонно заговорил Хромой, не поднимая головы. - Сразу же были обстреляны. После второго попадания Анги доложил, что ранен, и больше не отзывался. Прошли над заливом по солнцу. Третий флот вечерних...
Сехеи слушал глуховатый невыразительный голос брата и понимал, что разведка, как и предполагалось, ничего не дала.
Третий флот вечерних по-прежнему заякорен у Гнилых рифов. Сорок семь боевых единиц. Из них одиннадцать - последнего поколения. Ракетопланы - на катапультах, зачехлены. Количество катамаранов охраны... Наибольшая плотность огня...
Завтра утром Сехеи повторит разведку. Он будет повторять ее изо дня в день, даже если каждый раз ему придется терять при этом пилота и гидроплан. Как сегодня.
Ожоги были смазаны, и Хромой тяжело поднялся с палубы.
- Перехватчиков они вдогонку не послали, - закончил он. - Верно, думали, что лететь нам осталось метров сто... Да я и сам так думал...
И вдруг Хромой улыбнулся. Редкое зрелище - улыбающийся Хромой.
- Передай ему набор, Тараи, - устало сказал стратег.
Ровесников у братьев не было. Или почти не было. Их поколение сгорело девять лет назад в этих самых водах. Тогда это была армада, теперь от нее осталось десять катамаранов... Нет, девять. После вчерашнего инцидента в проливе - уже девять.
Ити одной рукой отвязала от пояса кожаный чехольчик с набором и подала Хромому. Тот отошел в сторонку и, не обращая внимания на завистливые взгляды подростков из огневого расчета, принялся сосредоточенно вставлять иглы в гнезда маленькой квадратной дощечки.
Море меняло ритм. Все отчетливее становились короткие злые удары справа. Это били в обшивку большого - подветренного - корпуса волны, отраженные южным побережьем Тара-Амингу. Катамаран забирал все круче к ветру. Стратега обдало густой сивушной вонью с кормы, ставшей теперь носом. Понятно... Вот почему Ити не рискнула запустить турбину. Обломок ракетоплана на излете повредил спиртопровод.
- Проверь, - попросил Хромой, протягивая набор.
Сехеи взял дощечку и прочел рисунок. Все вроде правильно. Хотя...
- Опять степень риска занизил?
- Ну не завысил же, - невозмутимо отозвался Хромой.
Сехеи переставил четыре иглы и вернул набор.
- Смотри, ожог не зататуируй...
Хромой ухмыльнулся и пошел, приволакивая ногу. Волны били в подветренный борт с нарастающей силой. Сехеи не глядя мог бы сказать, что справа, в провалах между водяными хребтами, уже маячит, чернея, Тара-Амингу, а прямо по курсу в полуденное небо встает бледное, еле уловимое мерцание, отраженное от многочисленных лагун Аату-2 - Детского острова утренних, сзади, за правым плечом, распласталось плотное неподвижное облако... Там, за линией горизонта, ощетинясь фортами и ракетными точками, залег скалистый Тиуру - форпост вечерних, откуда чудом сегодня вернулся Хромой...
Палуба вокруг стратега опустела. Сехеи стоял, склонив голову, татуированное лицо его было мрачно. «О чем думает стратег - ведомо только Старым. О чем думает Старый - неведомо никому...»
- Вот это их жгли!.. - услышал он замирающий то ли от ужаса, то ли от восторга детский голос.
Опершись на станину своего гелиографа, подросток-связист завороженно смотрел на вырастающий справа самый южный из Сожженных островов.
Тара-Амингу был страшен.
На хребте его дымилась щетина стволов, оставшихся от сгоревшей когда-то пальмовой рощи. Там, кажется, шла перестрелка. Все правильно - для Сожженных перемирия нет. Со стороны пролива стлался черный тяжелый дым. У развалин старого пирса море горело. Не иначе кто-то кого-то потопил, причем совсем недавно. То ли вечерний утреннего, то ли утренний вечернего...
- Эй!.. - окликнул тихонько связист высокую светлокожую девчушку. - Гляди-ка... Кто там воюет?
- Прежние, - таинственно понизив голос, отозвалась она.
- Я серьезно! - обиделся подросток.
- Не веришь? Тут, когда десант высаживали, целый флот вечерних сожгли! И наших тоже положили... Вот они теперь и воюют друг с другом...
- И долго они так будут?
- А до самого Пришествия. Пока не прозвучит Настоящее Имя Врага...
Сехеи усмехнулся и перестал слушать. Легенды, легенды... Кто их, интересно, придумывает? Такое впечатление, что они возникают само собой. Кроме одной, разумеется. Кроме Пророчества Старых о Великом Враге. Уж его-то авторы известны хорошо. Даже слишком... «Прозвучит Настоящее Имя Врага, и не будет отныне ни утренних, ни вечерних...» Неужели Старые так до сих пор и не поняли, что никакого Великого Врага в этом мире нет? Наш Великий Враг - это мы сами...
К мерным злобным толчкам в подветренный борт прибавились частые хлесткие шлепки - значит, показался Ана-Тарау - полоса черного пепла на горизонте. Малейшее подрагивание палубы под босыми ногами было понятно стратегу. И не только это. Он почти физически ощущал приближение войны, после которой и впрямь не будет ни утренних, ни вечерних. Количество стычек в нейтральных водах возрастало с каждым днем, и каждая из них грозила обернуться этой последней войной...
Вчера, например, в проливе между Сожженными островами сошлись в поединке трехкорпусный ракетоносец утренних и каноэ береговой охраны вечерних. Исковерканный до неопознаваемости ракетоносец сел на рифы против западной оконечности Тара-Амингу, после чего был добит ракетным залпом с острова, причем из ущелья, где вечерних (по данным разведки) быть никак не могло, а утренние (по данным штаба) не высаживались. То есть был добит неизвестно кем. Такое случалось.
Что же касается каноэ береговой охраны, то оно, потеряв мачту, и с заклиненной турбиной, было подхвачено вырывающимся из пролива течением и, каким-то образом проскочив минное заграждение, оказалось вдруг совсем рядом с Детским островом утренних. Оставалось последнее средство, и на каноэ к нему прибегли - взорвали кормовую турбину. Бледное спиртовое пламя метнулось расширяющимся кольцом от корабля и погасло. Правый корпус остался на плаву.
Но когда уже казалось, что он неминуемо должен войти в запретные для всех воды, из-за черного хребта Тара-Амингу на большой скорости вывернулся ракетоплан вечерних. Судя по всему, вел его пилот высокого класса. Издали, не побоявшись стрелять в сторону Детского острова, он единственной ракетой сжег остатки каноэ вместе с трупами и, заложив крутой вираж, ушел с набором высоты к Ледяному Клыку.
Да-да, архипелаг висит на последнем волокне веревки, и вчера это волокно чуть было не оборвалось...
Сехеи поднял голову, и взгляд его задержался на Ити. Радостно оскалясь, она стояла под скрещением тяжелых мачт - коренастая, малорослая, изукрашенная татуировкой от лодыжек до огромной пружинистой шапки мелкокурчавых волос. Как и у всех южных хеури, нос у нее будто проломлен. В разрез под нижней губой вправлен акулий зуб.
И показалось вдруг, что стратег сейчас улыбнется.
Ити. Ити, прозванная Тараи. Она сделала этот надрез и вставила в него акулий зуб десятилетней девчонкой, нарушив тем самым четыре табу родного и тогда еще дикого острова.
Говорят, миссионеры до сих пор с содроганием вспоминают этот акулий зуб. Хеури, которым прежде было как-то все равно, где пропадают и чем занимаются дети, выпотрошили Птицу Войны и осадили миссию, возглавляемую не кем-нибудь, а самим Сехеи, временно отстраненным от командования флотом за излишнюю инициативность. Чудом успев переправить Ити на Аату-2, он затем подкупил вождя и поклялся перед племенем, что девчонка, украсившая себя подобно воину и преступившая таким образом четыре табу, была за это вчера четырежды убита.
Хеури содрогнулись. Один лишь колдун - огромный, черный - дерзнул приблизиться к Сехеи и робко попросил предъявить в доказательство отрезанную голову или хотя бы левую руку Ити. Сехеи посмотрел на колдуна как на слабоумного и язвительно спросил, что может остаться от человека, если человек был вчера четырежды убит. Колдун опешил и задумался. Не исключено, что он ломает над этим голову до сих пор...