Однако Каргейт был совершенно особым клиентом. Во-первых, он тратил деньги с размахом. Во-вторых, ему – по крайней мере, Каргейт так утверждал – из-за слабого здоровья было тяжело ездить в Лондон; а в-третьих, у Макферсона возникли некоторые сомнения по поводу чистоты устремлений Каргейта. И если эти сомнения небеспочвенны, Каргейт представлял угрозу всему филателистическому сообществу.
Второй пункт обычно не представлял особой проблемы. У Макферсона было вдоволь клиентов, ценных и надежных, с которыми он встречался редко, а то и вовсе не виделся. Он отправлял им наборы для ознакомления или предлагал марки, купленные на аукционе или у частных коллекционеров. В самом деле его торговля в определенной степени зависела от умения бросать нужную наживку каждому коллекционеру, без каких-либо гарантий и с риском показаться надоедливым. На принципах полного взаимного доверия и заинтересованности все это прекрасно срабатывало, и Макферсон льстил себе, что принял участие в коллекциях многих людей.
Но доверие должно быть взаимным. С одной стороны, Макферсон обязан был гарантировать полную чистоту всех деталей каждой марки, предлагаемой на продажу, а с другой – приходилось отдавать свои марки в руки людей, которых он, собственно, едва знал. Если кто-то из них случайно повредит марку, то Макферсону оставалось надеяться, что этот кто-то честно признается. Если по ошибке он отправит марку, не проставив цену или проставив цену карандашом, то ему оставалось верить, что никто не заберет марку и не сотрет тайком цену. И, наконец, оставалось верить, что никто не подменит его хороший экземпляр на поврежденный или – того хуже – не поменяет редкую разновидность на обычную марку. Все это было игрой, некоторым риском, потому что среди сотен тысяч марок Макферсон не мог отследить каждую, а даже если б мог, то кого обвинять – коллекционера, который держал альбом последним или предпоследним? Ведь марку могли повредить несколько недель назад.
Возможно, нет другого такого объединения людей, где настолько развито понятие чести. Коллекционирование марок – совершенно особое искусство, и если что-то может его погубить, так это появление большого числа подделок. Марки определенных стран подделывают особенно часто, и их коллекционируют очень немногие люди. Обо всем этом профессиональный филателист прекрасно осведомлен и поэтому всегда настороже – в интересах сообщества.
Для коллекционера это ограничение не столь строгое – зато меньше искушение подделать или даже украсть марку. Изготовить фальшивую марку для своей коллекции – значит потрафить собственной ловкости рук и терпению; создавать же подделку ради денег, не говоря уж о соображениях морали, очень опасно – ввиду необычайной сложности.
За долгие годы – а отец взял его в дело еще мальчиком, когда торговля почтовыми марками переживала в конце девятнадцатого века бум, – Макферсону доводилось сталкиваться лишь с тривиальными и мелкими попытками жульничества; так продолжалось, пока он не начал вести дела с Каргейтом.
Каргейт, как любой продвинутый коллекционер, не пытался охватить марки всех стран. Он посвятил себя двум группам: во-первых, собирал марки Британской Вест-Индии, а во-вторых, британские марки с надпечатками для использования в колониях. Для того кто, сберегая собственный разум, сторонится филателии, подобное ограничение может показаться слишком строгим, но человек, уже зараженный коварным вирусом, понимает, что это громадное – и затратное – поле деятельности.
Именно по поводу марок с Багамских островов Макферсон почувствовал первое беспокойство. Каргейт приехал к нему и сообщил, что располагает кое-какими дублетами, годными для обмена или продажи. Он открыл небольшой кожаный альбом для переноски марок и продемонстрировал содержимое.
Макферсон до сих пор помнил, как поразило его увиденное. В то время Каргейт был пока новым клиентом, и Макферсон не представлял, какая у него коллекция.
– Прекрасные марки! Старые Багамы в нулевом состоянии – большая редкость. Эти еще без водяных знаков или уже «королевские колонии»?
– Да по цвету же видно. Такого серо-лавандового на поздних нет.
– Верно. Но это не относится к пенсовым и, как в нашем случае, четырехпенсовым бледно-розовым. – Макферсон, несмотря на свое добродушие, не терпел, когда с ним обращались как с ребенком; да и о первых мудреных выпусках багамских марок он знал побольше других. Чтобы скрыть раздражение, он нагнулся к маркам и воскликнул: – Четырехпенсовые и шестипенсовые великолепны! И зубцовка хороша.