Его трясло, и не спасала ни теплая куртка, ни слишком большой для него плащ Дарби. А ведь здесь уже почти не было снега, да и ветер стал заметно слабее. Ему бы, конечно, сейчас в гостиницу, к теплой печке, да лекарств каких…
Постоялые дворы имеются и в Даарвелеше, вот добраться до них сложно. Но придется. И Миллову простуду подлечить, и самим отдохнуть как следует. Перевал дался трудно. Для начала сорвался с тропы Литар, и все не раз пожалели, что он не разбился насмерть. Пришлось тащить его на себе, и он измучил всех стонами, жалобами и мольбами не бросать. Гратт предлагал бросить – причем в пропасть; Риттер и Эриш, скорее всего, внутренне соглашались. Во всяком случае, никто не разговаривал с Литаром, кроме Милла. У того хватало терпения и уговаривать пострадавшего поесть, и уверять, что его ни за что не оставят, и просто выслушивать стенания. Через пять дней Сеглер уже готов был Литара тихонько придушить, да тот все-таки умер сам.
Стоило вздохнуть с облегчением, как налетели горные флары, а от птичек с размахом крыльев десять шагов лучше всего удирать со всей возможной скоростью, и во время бегства Гратт обронил мешок с припасами. Упрекнуть его, конечно, никому в голову не пришло, да и не держали они все в одном месте, однако рацион резко сократился.
Потом расшиб колено Риттер, так что скорость передвижения резко понизилась, а два дня они и вовсе вынуждены были проторчать в пещере, а с топливом было не очень хорошо, и мерзли они основательно. Там Милл и простыл, но это никому не доставило неудобств. Маленький, тощий и хилый на вид, он никогда не ныл и не жаловался на тяготы пути.
Теперь предстоял спуск. Сеглер знал, что туман только сверху кажется непроницаемым, чем ниже, тем он прозрачнее, так что дорога не опасна… точнее, опасна не этим. Сеглер искренне надеялся, что до постоялого двора они смогут добраться без осложнений.
Третий привал Сеглер скомандовал уже в долине. Милл без слов рухнул на траву и закрыл глаза. Эх, как бы эта его простуда не переросла в воспаление легких, ведь уже сколько мается. Правда, жар начался недавно, иначе он свалился бы раньше. Дарби заставил его попить, подсунул под голову мешок. На реплики Гратта внимания никто не обращал. Лицо Милла стало непривычно румяным, но хоть чихать он перестал.
Словно подслушав мысли Сеглера, он пробормотал: «Я в порядке» – и через полчаса действительно встал и побрел рядом с Дарби.
Листва здесь была с красными прожилками, и мелкие капли росы придавали кустам страшноватый вид: казалось, что они забрызганы кровью. Придворный поэт немедля сочинил бы балладу про кровь былых сражений, каковых в этих краях не случалось лет этак с тыщу, придворный художник написал бы мощную картину с присущим ему размахом, а придворный ювелир сделал бы брошь для королевской фаворитки леди Тайаны и ни за что бы ей не показал, чтоб его собственная кровь не пролилась под видом ограбления. И все это стало бы истинным сокровищем, потому что, какими вздорными нравами ни обладали придворные искусники, талантами они обладали еще большими.
Здесь было тепло и сыро. Солнце не пробивалось сквозь туман, однако света хватало. Серые стволы деревьев уходили вверх, теряясь в тумане.
– Пейзаж симпатичный, – оценил Милл и снова чихнул. – Придает желание побыстрее смыться. И цивилизации очень хочется. Сеглер, ты знаешь, куда идти? – Дождавшись кивка, он продолжил: – Уже бывал?
– Нет, но мне очень хорошо объяснили маршрут.
Милл разумно не стал уточнять, кивнул, сделал вид, что полностью доверяет предводителю, и отвинтил крышку фляги. Жажда – это хорошо или плохо?
К обеду Гратт подбил камнем птицу, нежирную, зато большую, вполне хватило на всех. «Ну просто страус какой-то, – задумчиво пробормотал Милл, – вот не знал, что птица может быть огромной, но вкусной». А вот к этому стоило прислушаться. Если Милл чего-то не знал, это его беспокоило. «Это местный вариант дронта, – объяснил Сеглер. – Почти везде повымерли, да и тут редкость». Эльф озабоченно покачал головой: «Ай-яй-яй, какой ущерб мы нанесли природе, уничтожив редкую особь» – и с аппетитом вгрызся в крылышко редкой особи. Эриш фыркнула. Единственный, кому она выказывала симпатию, был именно Милл.
Милл не расспрашивал о здешних местах, может, потому, что этим занимался Риттер, куда менее любопытный, и чего это его вдруг прорвало… ну да. Что уж странного. Он бывал в разных странах, знал много, но вот в Даарвелеш, похоже, не заносило никого из его знакомых. И интересовала его в основном фауна и флора, на предмет не съедобности, а опасности.