Ночами жара сменялась духотой. Одна надежда: возле реки воздух все же посвежее. Похоже, природа здесь не имела понятия о том, что такое ветер. Тимаш взялся рассуждать о магической природе жары, но никто его не слушал. Здесь всегда было невозможно жаркое лето и промозглая сырая зима. Зато нигде больше не рос скальный виноград и, соответственно, не делалось самое роскошное и дорогое вино. А еще нигде больше не лежали на небольшой глубине россыпи волчьего глаза, самоцвета редкой красоты и цены. Так что жизнь в здешних городах кипела. До города оставалось дня два пути.
Как добывать каратьяг там, Сеглер, признаться, не представлял. Наместника считали едва ли не представителем богов, чтили – и это бы еще ничего, чтить как бога, конечно, кощунство, но безобидное, зато охраняли, как смертного, и это уже доставляло массу неудобств. Даже хитроумный Милл вряд ли придумал способ пробраться в дом наместника.
Ну что ж, именно на этот случай в команду был включен Риттер.
Преследователи были куда хитрее, чем полагал Сеглер: обогнали их отряд и переправились раньше. И было их много, слишком много, чтобы они могли справиться без потерь… чтобы они могли справиться. Не хотелось бы набирать новую команду в этой глуши.
В книгах пишут «мечи сверкали». Или «мечи звенели». Сталь лязгала о сталь, и на звон это походило меньше всего. А сверкали они совсем недолго – пока не брызнула первая кровь. В ленивом Риттере откуда-то взялась кошачья грация, Милл мельтешил перед глазами с необычной скоростью. Сеглер знал этот способ и думал, что эльф напрасно прибег к нему в начале боя. Выдохнется слишком быстро, и тогда его мгновенно зарубят.
Гратт и Тимаш дружно плясали с мечами, прикрывая друг другу спину. Каков бы ни был этот нытик, он знал место и время ныть и время и место драться. Дарби не повезло: он оказался в одиночестве, его теснили к воде, и нападающих было чересчур много… Он был покрыт кровью – и чужой, и, увы, своей, раны никто не счет бы тяжелыми, но и они ослабляли. Жаль. Отличный человек, отличный спутник, отличный друг. Такие и богам нужны, как говорят в народе. Бросаться на выручку никто не спешил – всяк был занят своими противниками…
Милл остановился. А вот это уже глупо.
Он стоял, уронив руки и выпустив из них кинжалы. Лицо было отрешенно-спокойное, глаза – пустые, светлые длинные волосы слегка шевелились под ветром…
Здесь нет ветра.
Воздух вокруг эльфа стал видимым, задрожал, дрожание начало расти… О милосердные боги! Еще один сюрприз!
Волна вибрирующего воздуха расходилась в стороны от мелкой фигуры эльфа, и когда она достигала нападавшего, он просто падал. Словно мгновенно умирал… Они мгновенно умирали и падали. Один за другим. А когда не осталось никого, Милл осел на землю, будто из него тоже ушла жизнь.
Дарби вылетел из реки с резвостью, которую трудно было заподозрить при его обычной размеренной медлительности. С перекошенной физиономией он бросился к другу и прижал ухо к его груди. Ага, жив. Ну и славно.
Гратт медленно опустил занесенный меч, тупо глядя на поверженных неведомо чем врагов. Риттер выглядел ничуть не умнее, даже рот раскрыл. Недоуменно озиралась Эриш. Тимаш сел в лужу чужой крови и спросил с ужасом:
– Что это было?
Сеглер приблизился. Милл даже сознания не потерял, просто лишился сил. Ничего. Восстановится. Пока еще восстановится. И об этом Деммел тоже не предупреждал.
Пока мужчины стаскивали покойников на середину реки, где течение подхватывало и уносило их, Эриш гладила встрепанные волосы Милла. Тот едва дышал, словно только что преодолел последний участок изматывающе трудного пути и рухнул на пороге родного дома.
– Что ему помогает? – поинтересовался Сеглер. Дарби пожал плечами:
– Отдых. Сладкое. Вино. Ты учти, я с места не сдвинусь, пока он не оправится.