– Ну и раскалывайся. Думаю, наши уже встретились.
Эльф покачал головой.
– Рано. Незнакомый город, несколько часов им потребуется. А потом, конечно, расколюсь.
После довольно долгой паузы Риттер заметил:
– А ты странный парень. Я тебя плохо понимаю, если честно.
– Это потому, что я сам себя плохо понимаю. Что ни говори, а когда ты о половине своей жизни ничего не знаешь… – Он скривил забавную рожицу. – Иногда я обнаруживаю в себе такие знания и умения, что становится страшновато. Из лука я стреляю не так чтоб очень хорошо, но вот откуда умею легко сворачивать шеи? Знаешь… мне порой думается, что… Слышал, есть такие школы, где из детей готовят убийц и шпионов?
– Думаешь, ты там учился? – удивился Риттер. – Не говори ерунды.
– Ты так уверен, что это ерунда?
– Абсолютно. Потому что я выпускник Гиллена.
Милл уважительно помолчал. Высшая школа убийц. Лучшая. Собственно, все прочие – либо филиалы Гиллена, либо жалкая на него пародия. Риттер пару минут рассматривал эльфа.
– А ты ведь подозревал что-то подобное, – сказал он. – Иначе этого разговора бы не затеял.
– А ты тоже что-то подозреваешь, иначе не был бы так откровенен.
– А что ты будешь делать с этой информацией? – усмехнулся Риттер. – Я тебе не по зубам… и не только тебе.
– А зачем мне надо пробовать тебя на зуб? – засмеялся Милл. – Не скажу, что я тебе доверяю, но слыхал, что гиллены для удовольствия или просто так не убивают, а заказывать меня некому и незачем. Ты думаешь, здесь нет слуховых труб?
– Я думаю, что у меня есть амулет от подслушивания. Так что можем продолжать откровенничать. Нам тут недолго быть. Сеглер нас выкупит. Если, конечно, ему еще нужна команда. Дарби тебя не оставит, это очевидно… подозреваю, что к нему присоединится Эриш. С одним Граттом Сеглеру делать нечего, а Тимаша можно не считать, расходный материал.
Милл согласно промолчал. Все верно. Но нужен именно Риттер. Вместе с амулетом или без него.
– Тяжело быть иным? – неожиданно спросил Риттер. – Я-то умею сливаться со средой, а каково тебе? Чужой среди своих, чужой среди нас…
Милл неопределенно повел плечом.
– Да нормально. Привык давно. На самом деле эльфов не так уж часто ненавидят. Скорее посмеиваются: ну как же, уши, как у кошки, привычки дурацкие. А у меня привычек нет. Я не чувствую себя эльфом, понимаешь? И это существенно облегчает жизнь. У меня повадки и привычки человека. С собачьими ушами. – Он хихикнул. Реплики Гратта его и правда совершенно не задевали. – Поэтому люди тоже часто не воспринимают меня как эльфа. А большинству просто все равно. Как тебе. Тебя ведь не смущает и то, что Эриш рыжая.
Риттер улыбнулся. Выпускника Гиллена никакие мелочи не смущают. Они не ксенофобы. Они не альтруисты. Они не мизантропы. Они идеальные машины для убийства. У них нет чувств.
– Она красивая, – задумчиво и даже мечтательно сказал Милл. – Такая красивая, что даже не по себе.
– Почему ты ей никогда авансов не делал? Мне кажется, ты мог бы иметь успех.
– Нет. То есть она, может, мне и не отказала бы, но из благодарности за то, что я отношусь к ней, как ко всякой другой женщине. Но я ей не нравлюсь. Совсем. Она, дурочка, предпочитает таких… настоящих мужчин. Будто мало от них натерпелась.
– Она прошла через бордель?
– Ну да. Мать продала, когда ей было двенадцать. За две серебряных монеты. Через три года ее забрал оттуда клиент. Научил ее всему, что она сейчас умеет, не переставая с ней спать. И был изрядной скотиной. Еще через три года она его убила, переоделась жрицей Альбии, что само по себе подвиг, и сбежала из страны.
– Повезло, что настоящей жрицы по дороге не попалось, а то вся прежняя жизнь показалась бы ей медом, – хмыкнул Риттер. – Встречался я с такой… однажды. Жаль тебе ее, да?
– Конечно. Она никогда не признается, но хочет обычной жизни. Мужа, детей, домик с садом… Знаешь, ей всего-то двадцать семь лет.
– Но она рыжая. И у нее никогда и нигде не будет обычной жизни, мужа, детей… да и домика тоже. Соседи сожгут. Даже если найдется способ изменить цвет волос, ее никто не возьмет замуж из-за шрама на лице.
– Ага, – уныло согласился Милл. – Женщине никогда не прощают того, что легко прощают мужчине. Риттер, а тебе когда-нибудь было по-настоящему страшно?
– Не помню, – равнодушно отозвался Риттер. – Наверное. В детстве. А тебе разве было? Дарби говорил, что ты забыл, что такое страх.
– Вспомнил. Я много вспомнил, кроме себя. Нет, я давно не переживаю по этому поводу, правда. Прошлое у меня уже есть, ну, подумаешь, не знаю, что такое детство. Эриш вон знает. Да и ты тоже.