Эриш, если не абсолютная дура, последует совету Милла, у нее ведь все равно никаких перспектив, а годы идут, и черные дни наступят очень скоро, вот тут и пригодится заработанное.
Риттер… а Риттер так и будет бегать, пока ему самому это не надоест и он не выйдет навстречу своей показательной смерти. А ведь не хочется ему, ему понравилось жить без Гиллена, решать самому, что делать – убивать или миловать, идти куда-то или сидеть на месте.
Все понимающий гаарн будет вспоминать Сеглера.
Деммел соберет каратьяг и попытается воплотить в жизнь свои благие намерения.
Так могло бы случиться.
– Слава богам, – сказал Деммел, открывая дверь. – Принес? А они…
– Посмотреть хотят, – объяснил Сеглер. Маг удивился, но возражать не стал. Не опасался. Еще бы, ведь большая часть каратьяга собрана, сумеет защитить хозяина от банды… от команды авантюристов. Да и не боятся маги простых смертных. Совсем не боятся. Даже Деммелу доводилось небрежно щелкать пальцами, прекращая чью-то жизнь. Мир жесток.
Кабинет его, разумеется, располагался на верхнем этаже, точнее, занимал весь верхний этаж, захочешь попасть – не получится. Сеглер заметил, что Риттер оценил помещение с этой точки зрения и едва заметно одобрительно кивнул. Милл таращился по сторонам, видно, ища приметы деммеловой деятельности, но не находил ни чучел василисков, ни пучков трав…
Препарированные глаза василиска хранились в специальном растворе в закрытом шкафу, а травы, аккуратно рассортированные, – в другом; лабораторные столы вдоль стен, скорее, напоминали кабинет ученого, каковым, собственно Деммел и был.
Дарби без напоминаний вытащил из внутреннего кармана каратьяг и отдал его Сеглеру, а тот передал Деммелу вместе с тремя другими. Глаза мага просто сияли. Светились. Вдохновенное лицо однозначно свидетельствовало, что он готов вот прямо сейчас начать улучшать мир, а что при свидетелях, так даже и лучше, и пусть он не был тщеславен, все равно хочется, чтобы хоть кто-то знал о твоих великих планах.
Почти собранный карадьин просто лежал на письменном столе, напоминал обыкновенное керамическое блюдо, что интересно, целое: каратьяги при соприкосновении сливались. Деммел, надо отдать ему должное, без всякого пафоса или тем более речей добавил полученные осколки. Карадьин слегка заискрился, принимая их.
– Надо же, – фыркнул Милл, – тарелка, ну просто большая очень… и обколотая. А что вы с ней будете делать?
– Карадьин, по легендам, реализует самое сильное желание. Всепоглощающее, – спокойно, без снисходительности, объяснил Деммел. – Вот я и хочу его реализовать. Так как артефакт, увы, не полный, постараюсь сделать это поэтапно… ну например, для начала я хочу прекратить междоусобицу в северных провинциях.
Дарби одобрительно кивнул. Гратт не понял, зачем лишать людей такого удовольствия, как война. Риттер недоверчиво пожал плечами. Эриш больше любовалась картиной на стене, чем уникальным артефактом. Картина, надо сказать, была хорошая.
– Здорово, – искренне сказал Милл. – А можно посмотреть его поближе?
– Можешь даже потрогать, – засмеялся Деммел. Он был счастлив. – Раз представился случай, хочу лично вас поблагодарить. Ваши деньги я положил на ваши имена в банк, вот пароли к вкладам, – он раздал маленькие конвертики, даже Сеглеру. Это было забавно. – Ну и небольшая премия вам не помешает.
От кошельков они тем более не отказались. Милл осторожно, почти как в Исчезающем доме, приблизился к столу и с интересом начал разглядывать, водя пальцем по рунам. Несмотря на бездну скрытых талантов и знание редких языков, этих рун он понимать не мог. Боги не делились своей письменностью с эльфами.
Сеглер слишком поздно понял, почему Милл теребил свой дешевый амулет. И еще позднее понял это Деммел, с невнятным воплем рванувшийся к столу. Но было уже поздно.
Карадьин заискрился и погас. Амулет скрывал в себе маленький каратьяг. Очень маленький.
Милл улыбнулся. Но уже не так, как обычно.
– Стойте где стоите. Хотя… можете гулять, прыгать и махать мечами. Карадьин подчиняется тому, кто вложил последний осколок. Вы не сможете к нему подойти.
Отчаяние Деммела просто перехлестнуло через край.
– Неужели ты не понимаешь…
– Как раз понимаю, – перебил бледный больше обычного и очень сосредоточенный Милл. – И знаете, верю. Верю, что вы хотите изменить мир к лучшему.