У мальчика загорелись глаза, когда он открыл сумку. Дрожащими руками достал карты, уже чувствуя — вот оно. Вот материал, которого он так ждал, даже не материал — инструмент. Теперь будущее станет для него полем, которое он сможет взрезать плугом, а не ковыряться в земле руками.
Гладкие, совсем не разбухшие от воды листы холодили пальцы. Мальчик перетасовал колоду, вытащил одну карту, перевернул. И выронил, чудом не в ручей.
Смерть. Нет, на рисунке был не скелет, не волк и не старуха с косой, а всего лишь старая рассыпающаяся башня, но он понял сразу — смерть. Сам не зная, почему надо именно так, кинулся к ручью выше по течению, пытаясь отмыть руки, словно смерть с рисунка перешла на них. Тер остервенело, пока не почувствовал — отступило. Недоверчиво вернулся к брошенным картам. Наклонился над ними, присматриваясь, вслушиваясь в самого себя.
Болезнь. Это была смерть от болезни, но теперь она ему не грозила, если только он снова не коснется тела. «А карты?» испуганно подумал он. От них тоже придется отказаться? Сейчас, когда он только-только почувствовал, как на самом деле может гадать? Когда они его спасли?
Он подобрал палку, тронул ей колоду, рассыпая. Спрашивая — можно?
Карты ответили. Можно. Это было опасно, но не смертью, а чем-то иным, далеким, будто бы почти веселым. Оно даже должно было ему понравиться.
— Вот он, бедолага. Эй, парень, ты его уже обшарил?
С холма спускался отец Розы и еще трое деревенских. Один уже спрыгнул с обрыва и собирался поднять мертвеца, но мальчик бросился наперерез, шлепнул по руке:
— Не трожь!
На него посмотрели скорее удивленно, чем сердито.
— Что это на тебя нашло, парень?
— Его нельзя трогать, — повторил мальчик. — Он умер от болезни, если его коснуться, заразишься и умрешь.
— Да? — недоверчиво переспросил мужчина. — Откуда ты знаешь? Ты ж не знахарка.
— Карты сказали. Этот человек был гадателем, я взял его карты.
— Так ты его трогал? — от него отшатнулись, не то чтобы сразу поверив в угрозу болезни, но на всякий случай решив поберечься.
— Да, но очень недолго и в воде. Я уже оттер руки. Видите? — Он показал им ладони, только сейчас почувствовав, как саднит кожа, стертая чуть не до крови. — Карты сказали, теперь мне ничего не грозит, но больше его трогать нельзя.
Мужчины переглянулись.
— Но похоронить-то тело надо, — угрюмо сказал отец Розы. — Иначе не по-людски будет.
Мальчик закусил губу, задумавшись. Как бы так похоронить мертвеца, чтобы его не трогать? Если через тряпку какую-то взять, то по меньшей мере тряпку эту надо будет выкинуть, да и то…
Он подобрал все еще лежавшие на земле карты, глянул вопросительно.
Смерть.
Через тряпку нельзя.
— Давайте выроем яму рядом и столкнем тело палкой, — предложил кто-то и все четверо взглянули на мальчика. Он вытянул карту, едва взглянув на картинку понял — можно, ничего страшного она не обещала, так, что-то совсем незначительное. Сказал:
— Так можно.
И пошел обратно в сторону деревни. Его распирало сразу от гордости — с ним советовались, как со взрослым, к нему относились серьезно! — и от смутного предчувствия. Впереди было еще много бед, будто они всей деревней шли по тропе через лес и в любой момент могли провалиться в медвежью берлогу. Причем раньше они вообще брели с завязанными глазами!
«Ничего, — решил мальчик, — теперь у них есть я и мои карты. Мы отведем все-все беды».
— Конечно, он ошибался, — рассеянно улыбается мужчина у прялки. Смотрит на нить, все еще блеклую и тонкую, поглаживает ее, будто птенца. Прикрывает глаза. Он уже забыл, чем закончилась прошлая быль, да и о чем вообще она была. Но он хочет жить. И будет рассказывать дальше.
— Что они говорят, Румпель?
Роза, бледная настолько, что даже веснушки выцвели, склонилась над столом, на который одна за другой ложились карты.
Юноша, в которого за два года превратился очаровательный мальчик, подобравший карты мертвеца, только нахмурился.
— Не мешай.
Он улыбнулся последней карте, так тепло, как давно не улыбался людям. Скользнул рукой над разложенным веером, неуловимым движением собирая его. Теперь у него получалось гадать красиво — ладони стали длинней и шире, в них можно было спрятать карты, так что зрителю казалось, что они появляются из воздуха и исчезают неведомо куда, как по волшебству.
Румпель хотел бы стать настоящим волшебником, как в сказках, которые он наконец-то начал старательно учить на радость родителям. Ведь третий ребенок старосты просто обязан быть сказителем… На самом деле он просто решил, что сказки могут здорово помочь ему говорить красиво, как положено настоящему гадателю.