Кроули всегда знал, что рано или поздно ему придется своими глазами увидеть конец света — поскольку он был бессмертен, других вариантов не предусматривалось. Но он надеялся, что до этого еще далеко.
И людей он почти полюбил. Непозволительная слабость для демона.
Разумеется, он прилагал все усилия, чтобы сделать их короткие жизни как можно более несчастными, такая уж работа, но его каверзы были гораздо невиннее тех, что люди придумывали себе сами. У них к этому просто талант. Природный дар, почему-то встроенный в исходный замысел. Придя в мир, полный неприятностей и опасностей, человек посвящает львиную долю энергии тому, чтобы сделать его еще хуже. Кроули уже давно обнаружил, что ему становится все труднее придумать хоть какое-то демоническое деяние, которое выделялось бы на фоне общепринятых гадостей. За прошедшую тысячу лет ему не раз хотелось отправить Вниз послание: «Послушайте, мы можем с тем же успехом бросить все прямо сейчас, попросту закрыть Дит[28], Пандемониум[29] и прочие лавочки и перебраться сюда; мы не в силах сделать ничего, что бы люди сами себе ни причинили, зато они творят много такого, до чего нам никогда не додуматься, причем нередко — с использованием электричества. Они обладают тем, чего нам так не хватает. У них есть воображение. Ну и электричество, разумеется».
Впрочем, не об этом ли написал один из них?.. «Ад пуст! Все дьяволы сюда слетелись!»[30]
Кроули получил благодарность за испанскую инквизицию. Он и правда жил тогда в Испании, проводя время главным образом в тавернах, и понятия не имел ни о какой инквизиции, пока не получил поздравления с удачно выполненной работой. Тогда он отправился выяснить, за что же его хвалят, и, вернувшись, пил целую неделю.
А этот их Иероним Босх? Вот уж псих-то.
Но стоит вам решить, что люди порочнее всех обитателей Ада, как они вдруг проявляют такое милосердие, что и Небесам не снилось. Причем зачастую речь идет об одном и том же существе. Конечно, во всем виновата так называемая свобода человеческой воли. Фигня редкая.
Однажды (где-то около 1020 года, когда они заключили небольшое Соглашение) Азирафаэль попытался объяснить ему, в чем загвоздка.
— Вся суть, — говорил он, — в том, что человек может быть плохим или хорошим по собственному выбору. В то время как ангелам и демонам раз и навсегда предначертан определенный путь. Люди не смогли бы стать поистине святыми, — сказал он, — не будь у них возможности стать совершенными чудовищами.
Какое-то время Кроули размышлял над его словами, а потом, около 1023 года, спросил:
— Погоди, но ведь это все работает, только если изначально создать равные условия, так? Нельзя рассчитывать, что нищий из грязной лачуги в районе военных действий будет вести себя так же, как тот, кто родился во дворце.
— А! — воскликнул Азирафаэль. — В том-то и фокус. Чем ниже ты начинаешь, тем больше возможностей перед тобой открыто.
— Но это же нелепо, — сказал Кроули.
— Нет, — возразил Азирафаэль. — Всего лишь непостижимо.
Азирафаэль. Он, разумеется, враг. Но враг на протяжении шести тысяч лет — это почти друг.
Кроули наклонился и достал телефон.
Пусть демонам и не положено иметь свободной воли, невозможно прожить столько времени среди людей и не научиться у них кое-чему.
Мистеру Янгу не слишком-то понравились имена Демьен и Полынь. Как, впрочем, и остальные предложения сестры Мэри Тараторы, почерпнутые отчасти из демонических источников, отчасти из голливудской классики.
— И все-таки, — слегка обиженно заметила она, — не знаю, чем вам не по душе имя Эррол. Или Кэри[31]. Очень славные американские имена.
— Мне бы хотелось чего-то более, так сказать, традиционного, — пояснил мистер Янг. — Доброе старое имя, как принято в нашей семье.
Сестра Мэри просияла.
— Вот и правильно. Как по мне, так старые имена самые лучшие.
— Приличное имя можно найти в Библии. Матфей, Марк, Лука, Иоанн, — задумчиво произнес мистер Янг. Сестра Мэри поморщилась. — Хотя, по правде сказать, эти имена только в Библии и встречаются, — добавил он. — Устаревшие они какие-то. Разве что Марк…
— Саул — чудное имя, — предложила сестра Мэри.