Алексей Замковой
БЛАГИМИ НАМЕРЕНИЯМИ
Как болит… Все тело ноет, а про голову — лучше промолчу. Как только я начал приходить в себя и ощущать свое тело, первым желанием было снова провалиться в беспамятство. Темнота… Мягкая, уютная темнота. Без мыслей, без снов, без боли… Но сознание возвращалось и упрямо не желало снова уходить во тьму. Вдобавок ко всему начались «вертолеты». Несмотря на закрытые глаза, ощущение было такое, будто меня засунули в мягко вращающуюся центрифугу. Тут же к горлу подступила тошнота, с которой я боролся лишь пару секунд и проиграл вчистую. Скорчившись в сухой рвотной судороге, я открыл глаза, но темнота никуда не делась — либо вокруг было темно, либо… Либо я ослеп. Впрочем, предполагаемая слепота была наименьшей из проблем, которые меня сейчас интересовали. При первом же движении голову прострелила дикая боль, снова отправившая меня в нокаут.
Мое второе возвращение к действительности прошло не легче. Головокружение донимало по-прежнему, но, вспомнив последствия движения при моем прошлом пробуждении, я боролся с тошнотой изо всех сил. На этот раз мне удалось победить. Вокруг было все так же темно. Я лежал, стараясь не шевелиться, и пробовал как-то совладать с болью. Мысли ворочались очень неохотно и болезненно. В голове крутились какие-то их обрывки, и только некоторые удавалось ухватить. Где я? Почему темно? Почему я в таком состоянии? Ответ на последний вопрос проявлялся в голове очень медленно и неохотно. Вспышками в мозгу мелькали кадры воспоминаний. Перенос в прошлое… Убитые немцы на хуторе… Спасенная девушка… Как же ее звали?.. Оля! Встреча с окруженцами… Партизанский отряд капитана Зыклова… Бой на болоте и партизаны майора Трепанова… Подрыв железнодорожного моста… Новое задание… Стрельба на мосту… Собственный крик «Взрыв!» и прыжок в воду… Воспоминания кружились вихрем, постепенно занимая свои места. Мне представлялись мелькающие среди нейронов мозга электрические разряды, подключающие очередной участок. Я чувствовал, как с болезненным щелчком становился на свое место каждый фрагмент пазла памяти!
Более или менее вспомнив события последнего времени, я принялся с опаской исследовать свое физическое состояние. Тело, судя по ощущениям, сплошь покрыто ноющими ссадинами. Я пошевелил пальцами рук, потом — ног. Вроде бы конечности слушаются. Чуть-чуть, на пару миллиметров, сдвинул голову, вызвав очередной разряд боли в затылке. Ясно — голова пострадала больше всего. Это чем же меня приложило? Радовало только то, что на этот раз я не потерял сознания. И голова вроде бы уже не так кружится… Теперь выясним, что со зрением. Стараясь не обращать внимания на боль, я поднес ладонь к глазам — ни хрена не видно. Неужели все же ослеп? Сердце предательски екнуло, дав на мгновение сбой. Я уронил руку и почувствовал, что она во что-то уперлась. Скрипя зубами и стараясь игнорировать ссадины, я принялся шарить вокруг. Руки везде натыкались на шершавые доски. Только под собой я обнаружил нечто похожее на сено. Блин, это что за фигня? Меня похоронили заживо, что ли?!! Откуда вокруг эти доски? Результаты исследования показали, что я лежу в каком-то деревянном ящике, около полутора метров высотой и метра два шириной. Длину ящика я определить не смог — за головой стенка была, но ногами ничего нащупать не удалось. Вроде бы для гроба размеры великоваты… Хотя что я знаю о гробах? Тут же вспомнился момент из фильма «Убить Билла», где героиню похоронили заживо. Меня охватила дикая паника. Изо всех имеющихся сил я саданул кулаком по верхним доскам, но от вспышки боли, вызванной резким движением, снова потерял сознание, успев лишь почувствовать, как на мое лицо сыплется земля и еще какой-то мусор.
— Он жив еще?
В сознание меня привело дуновение сквозняка, мягкой лапкой прошедшееся по лицу. Откуда-то справа звучали тихие голоса. Говорили на украинском языке, но акцент был… Примерно такой же, какой я слышал давным-давно, когда приезжал в село к бабушке. Село то находилось на старой границе с Польшей — реке Збруч. И говорили там с таким же «экающим» акцентом, разбавляя в придачу украинский язык множеством польских слов. Я открыл глаза и тут же зажмурился — слабый, но казавшийся после долгого времени, проведенного в темноте, ярче солнца лучик света больно резанул по глазам.
— Дышит, — ответил второй голос, уже на чистом русском языке. — Но еще без сознания.
«Живой я!» — хотел сказать, но вместо слов из горла вырвалось только нечто среднее между хрипом и стоном. Я почувствовал, что горло будто забито сухим песком.
— Стонет! — В голосе послышалось облегчение. — А ну глянь, может, в сознание пришел?
— Во… ды… — кое-как прохрипел я, потратив на одно это слово почти весь свой запас сил.
— Сейчас!
Я почувствовал прикосновение прохладного металла к губам, и в рот потекла струйка воды. Закашлявшись, я прильнул к источнику живительной влаги. По мере того как исчезала сухость в горле, я начал делать все более крупные глотки. Прохладные струйки текли по лицу, щекоча шею и грудь. Банально, но скажу, что не пил ничего вкуснее, чем эта вода!
— Где… я?.. — На этот раз удалось произнести слова более разборчиво. Хотя «произнести» — это слишком громко сказано. Даже я сам еле расслышал собственный голос. Но те, к кому был обращен вопрос, все же тоже расслышали.
— На хуторе, — тут же последовал ответ. — Хутор Яновка недалеко от Гощи.
— Почему… темно?..
— Тебя в погребе спрятали. В тайнике.
— Шуцманы партизан ищут, — включился в разговор второй голос. — Как мост взорвали, уже несколько дней все здесь обыскивают.
— А вы… кто? — Постепенно силы возвращались, и голос мой становился все крепче.
— Антон я. Дрыгунов. Помнишь, меня оставили Яна сторожить, когда вы к мосту пошли? А со мной Ежи — брат Яна.
Я вспомнил задержанного в лесу местного. Наверное, он и говорил на украинском языке с польским акцентом. Но, честно говоря, бойца, которого мы оставили его сторожить, я не помнил. Помнил только, что кого-то оставили. В любом случае хоть не немцы. Или все же… Может, это провокация и я у немцев? Воспользуются моим состоянием, представятся своими и вытянут из меня информацию… Нет, слишком сложно и долго обставлять все так, чтоб я ничего не заподозрил. Гораздо проще всю нужную им информацию просто выбить из меня. О методах гестапо я начитался еще в школе из книг о пионерах-героях.
— Когда стрельба началась… — Антон предварил мой следующий вопрос «как я сюда попал?» и сам стал рассказывать о произошедшем: — Я к броду побежал. А Ян за мной увязался. Тут мост рванул. Мы как раз реку переходить начали, я гляжу — плывет что-то. Оказалось, то тебя течением несло. Вытащили на берег — живой оказался. Только без сознания. Тут Ян говорит, что у него брат неподалеку на хуторе живет и можно тебя у него схоронить пока…
— А остальные? Митрофаныч…
— Не видел остальных. — Голос Антона сразу погрустнел. — Как тебя принесли сюда, я хотел пойти их искать, но немцев вокруг было видимо-невидимо. Все здесь прочесывали. Несколько раз и этот хутор обыскивали. Я сам два дня с тобой в этом схроне прятался. Только вчера рискнул выйти.
— И как же нас не нашли? — удивился я.
— Так я ж хороший схрон сделал! — снова отозвался Ежи. — Как Советы пришли, стали тут колхозы свои ставить, я в погребе нору вырыл, досками прикрыл и хламом всяким засыпал. Прятал тут всякое…
— Что ж ты, — удивился я, — если Советы не любишь, нас спас?
— А потому шо за Советами все же лучше было, чем при немаках, — последовал ответ. — А ихние шуцманы, шоб они все повыздыхали, — бандиты все как один! Советы хоть не все отбирали, а те полицаи клятые и забрали все до нитки, еще и по ребрам надавали…
— Ясно. — Я снова откинулся на сено. — Спасибо тебе, Ежи, что спрятал. И тебе, Антон, спасибо…
В схроне у Ежи я провалялся почти неделю. Приходил в себя медленно. От удара по голове я, видимо, заработал небольшое сотрясение мозга. Голова время от времени начинала кружиться, но уже не так сильно. А на четвертый день я даже смог встать и пройтись по погребу. Все это время, лишь ненадолго покидая меня, чтоб подышать воздухом и оглядеться, со мной сидел Антон. Его особенно интересовало произошедшее на мосту. Я рассказал, как мы подходили к цели, как вспыхнула перестрелка, как я подорвал мост… Обсуждая недавние события, мы пришли к выводу, что если немцы так рьяно разыскивали партизан, то кому-то из нашей группы все же удалось уйти. Больше информации не смог нам поведать даже сам хозяин — Ежи каждый день ходил в Гощу, где собирал всякие слухи. Но даже там никто ничего толком не знал. Говорили разное — кто-то утверждал, будто Красная армия высадила здесь десант, кто-то говорил, что советские войска перешли в наступление и к Гоще вышла какая-то передовая часть, а кто-то доказывал, что немцы сами, осознанно или случайно, подорвали мост. Но большинство все же было уверено, что взрыв — дело рук партизан. Тем более что кишевшие вокруг полицаи постоянно этих самых партизан разыскивали. Но даже самые дикие слухи от этого никуда не девались. К самому мосту Ежи пробраться не смог. Немцы, как оказалось, на подходах к мосту устроили усиленные заставы и никого не пропускали. Правда, издали, с берега реки, наш хозяин все же видел, что там полным ходом идут ремонтные работы.