— Командир… — Антон присел рядом. — Не доверяю я этому леснику…
— Позже поговорим, — шепотом оборвал я его. А вдруг хозяин не спит и слушает наш разговор? Нет, нам совсем не нужно, чтобы он что-то заподозрил. Антон все порывался продолжить разговор, но я жестом прервал его и многозначительно кивнул на спящего лесника. Только тогда Антон все понял и замолчал.
Когда стало светать, я, первым делом разбудив остальных членов своего отряда, растолкал лесника:
— Вставай, Богдан. — Осторожно потормошив его за плечо, я быстро отошел назад. — Пора идти.
Лесник сел и непонимающе посмотрел на нас. Через несколько мгновений в его глазах промелькнул огонек узнавания, и он, помотав головой, встал и потянулся. Наскоро позавтракав, мы вышли из дома — впереди Ян с ребятами, потом лесник, а за ним — мы с Антоном. Отойдя от дома, мы пустили Богдана вперед и пошли за ним.
Путь к месту, где, по словам лесника, мы могли разжиться оружием, занял несколько часов. Следуя за Богданом по утреннему лесу, я все думал о том, не обманет ли он нас и не заведет ли в засаду. Хотя не мог же он организовать эту засаду, находясь под постоянным присмотром. Однако вывести нас на отряд немцев или полицаев — это он вполне мог. Но раздобыть оружие было необходимо, и приходилось рисковать. А что делать с лесником после того, как выйдем на место? Отпустить или все же не рисковать? Этот вопрос мучил меня больше всего. Риск, конечно, есть, но и стрелять его особо не за что… Просто для профилактики? Типа «ничего личного — только бизнес»? Я представил себе, как всаживаю Богдану пулю в спину после того, как он станет уже не нужен… Нет, я не отморозок. Если честно выведет нас к оружию — отпущу его. Не знаю, может, я идиот, но стрелять в спину безоружному, не сделавшему мне ничего плохого человеку не буду. А вот если попытается предать, то с чистой совестью можно будет от него избавиться.
— Следи за ним, — шепнул я идущему рядом Антону. — Глаз не спускай. Особенно когда будем собирать оружие. Если что-то заподозришь — стреляй.
То, что Богдан все же ведет нас к обещанному месту боя, а не в засаду, я понял по запаху. По моим прикидкам, идти было еще около километра, а я уже почувствовал пока слабый, но явственный запах разложения. Вскоре мы вышли к небольшой лесной дороге.
— Туда, — махнул вправо рукой Богдан, — еще минут пять ходьбы.
— Так пошли! Чего стоять? — сказал Антон.
— Я ж говорю, шо мне там дурно. — Лесник повернулся ко мне. — Тут уже ком к горлу подступает, а там вообще дышать не могу!
— Ну не оставлять же тебя здесь, — парировал я. — Сам понимаешь, вдруг ты сбежишь и наведешь на нас кого-нибудь. Придется тебе потерпеть.
С горестным вздохом Богдан развернулся и пошел вдоль дороги. Запах все усиливался и в конце концов стал настолько сильным, что я еле сдерживал рвотные позывы. Желудок словно скрутило в тугой узел, выдавливая его содержимое наружу.
— Зря только завтракали… — сдавленно выдохнул Антон, но договорить не успел. Мы вышли за поворот дороги, и нашим глазам открылась картина произошедшего здесь боя. Антон, судя по звукам, все же проиграл схватку с тошнотой. Я тоже, быстро прижав к нижней части лица рукав, чувствовал, что скоро присоединюсь к нему.
На обочине дороги, метрах в десяти от нас, стоял обгоревший немецкий танк. Чуть дальше, на небольшой, изрытой воронками полянке, слева от дороги, виднелся ряд наскоро вырытых ячеек, в которых лежали раздувшиеся трупы бойцов Красной армии. Бойцы лежали и на дороге, и на самой полянке. Всего на первый взгляд — около полусотни тел. Рядом из кустов торчал ствол разбитой сорокапятки.
Немецких трупов я не увидел. Что здесь произошло? Еще в будущем, до переноса во времени, я старался по расположению найденных гильз и прочего железа определить примерный ход боя. Кто и откуда наступал, кто оборонялся… Здесь, похоже, отступающими частями Красной армии был оставлен заслон, задачей которого было задержать преследующего их противника. Справились ли они с задачей? Судя по тому, что вокруг были трупы только наших солдат… Впрочем, судя по числу воронок, бой был долгий и бойцы как минимум задержали немцев. Да и урон нанесли, наверное, серьезный — танк вот подбитый. Но все же уничтожить противника заслон не смог — немцы собрали своих убитых и раненых. Поэтому и нет немецких трупов. А почему не собрали оружие? Спешили и оставили это дело на тыловые части или просто не захотели? Вроде бы в начале войны у них был приказ продвигаться как можно быстрее, не отвлекаясь на подобные мелочи. Значит, спешили… Все эти мысли закрутились в моей голове скорее как защитная реакция — чтоб как-то отвлечь внимание от раздутых, пролежавших здесь уже, наверное, месяца полтора трупов. Впрочем, размышления могли прогнать только мысли о вони, но не саму вонь.
Махнув рукой своим спутникам следовать за собой, не в силах сказать ни слова, я отбежал метров на двадцать назад. Когда трупы исчезли из вида, а запах чуть-чуть ослабел, немного отступила и тошнота. Я дождался, пока ко мне присоединятся остальные. Хуже всех выглядели Славко и Казик. Зеленые, со слезами на глазах… Пацанов стало действительно жалко.
— Славко, Казик, — обратился я к ним. — Остаетесь здесь и будете сторожить Богдана. Славко, держи пистолет. Богдан, извини, но мне придется связать тебе руки, пока не вернемся. Сними-ка ремень.
Лесник встрепенулся и хотел было возразить, но на него уже глядели своими черными, холодными глазками два ствола. Снова вздохнув, он выполнил приказ и протянул мне свой ремень. Хороший, надо сказать, ремень. Кожаный, с большой пряжкой. Как раз то, что надо. Когда-то в детстве мне показывали, как просто и надежно связать руки таким ремнем. Вроде бы этот метод использовался еще с Русско-японской войны. Впрочем, точно о происхождении этого способа я сказать не могу. Связать таким ремнем очень просто — надо сложить противоположный от пряжки конец вдвое и пропустить его через пряжку так, чтобы получилось как бы две петли, одна в другой, а оставшаяся часть ремня торчала из пряжки. Потом эту конструкцию надевают на руки и, потянув за свободный конец, просто затягивают. В итоге выходит, что внешняя петля сдерживает внутреннюю и, если кожа ремня нормальная, освободиться очень проблематично. А для верности можно еще и закрепить свободный конец в пряжке.
— Только сиди спокойно, — предупредил я лесника, закончив его связывать, — ребят не нервируй. И не бойся — мы, как закончим, сразу тебя отпустим. Не обманем. Антон, Ян, пошли.
Мы снова вернулись к месту боя. Не скажу, что впечатление оно произвело менее гнетущее, чем в первый раз. Даже наоборот. Тогда мы смотрели на погибших бойцов с расстояния, а сейчас пришлось подходить к ним вплотную. Вблизи многие тела оказались не только раздутыми, но еще и обгрызенными местным зверьем. Мы собирали все, что находили. То и дело кто-то из нас сгибался в новом приступе рвоты — сухой, потому что все, что можно было из себя извергнуть, уже было извергнуто. Подобранные карабины мы относили к тому месту, где оставили ребят и лесника. Особенно трудно было собирать патроны и гранаты. Приходилось расстегивать подсумки, висящие на ремнях полуразложившихся трупов. Впервые столкнувшись с этим делом, я сказал Антону и Яну собирать боезапас только с тех бойцов, которые лежали на спине — переворачивать лежащих на животе мы были уже не в силах, тем более что при попытке перевернуть бойца одежда на нем расползалась вместе с плотью.
Так мы промучились почти час. Работа шла медленно, но в конце концов у нас скопилась целая гора оружия — два нагана, почти сорок карабинов Мосина, две СВТ, два ДП и два маузеровских карабина, валявшихся в кустах и, очевидно, не замеченных немцами, когда те забирали своих. Ко всему этому мы собрали много патронов — я их даже не считал. Патроны, в обоймах и россыпью, мы просто сбрасывали в найденный вещмешок и набили его почти полностью. Отдельно сложили четыре диска к ДП, из которых только один был полон. Кроме того, нашей добычей стали почти два десятка гранат — три Ф-1, а остальные — РГД-33.
Вдобавок к оружию и боеприпасам мы захватили с собой еще несколько саперных лопаток.