Значит, бесы делали на Конона все, что делали на себя сами северно-русские отшельники. Может быть, в этом сказалось рабовладельческое презрение к труду, как исключительно рабскому делу. И, как бы подтверждая это предположение, житие продолжает: «бесы, как рабы и пленники, служили блаженному Конону до тех пор, пока ему было угодно, исполняя с усердием всякое указанное им дело, ибо связанные непобедимо силою божией, они были порабощены божию угоднику».
Это были не только работники, но и верные сторожевые псы. На Конона напали разбойники, «надеясь найти у него богатую добычу, ибо он был славен во всей той стране». Связав его, они требовали, чтобы он указал место, где спрятано у него золото, и уже начали пытать его и мучить. Но на выручку святого пришла дьявольская сила. «Вдруг явились служащие святому бесы, схватили разбойников и немилосердно били их». Привычные воздействовать на грешников адским огнем, они и здесь остались верны себе. Правда, укрощенные праведником, они уже не могла изрыгать пламень прямо из себя: им пришлось обратиться к обыкновенным человеческим приспособлениям. Они «развели огонь в печи стали опалять тела разбойников, а святого освободили из уз». Но «святой, смилостившись над разбойниками, запретил бесами, и те прекратили истязания над разбойниками, которые были едва живы». Значит, милосердный святой не особенно торопился остановить дьявольский самосуд над разбойниками. Настолько не торопится, что только «по молитве святого разбойники пришли в себя». После этого «блаженный отпустил их с миром, дав им заповедь оставить свои разбои». И мы можем поверить, что они свято исполнили эту заповедь: несомненно, лишь полукалеками и калеками вырвались они из бесовских лап.
Усердие бесов простиралось и еще дальше. Они «даже оберегали честь его имени. Ибо, если кто-либо из неверующих исаврян (среди которых жил Koнон, сам уроженец Исаврии) дерзал хулить Конона, тотчас на таковых невидимо нападали бесы и били, так что имя Конона стало предметом почитания и страха. Однажды двое идолопоклонников вспомнили о Кононе и стали поносить его дурными словами. Тотчас же на них напали бесы, били их, протащили по дороге за волосы и повергли хулителей к ногам святого. После того у всех неверующих страх перед Кононом так был силен, что они не дерзали даже помыслить что-нибудь худое про святого Конона».
По всей вероятности, особенно хорошо мыслили о нем те два идолопоклонника, которых бесы били и таскали за волосы по дороге.
Обычные представления о бесах таковы, будто они служат только ведьмам и колдунам, в обычных условиях христиане признали бы и самого Конона колдуном. Но в данном случае житие повелевает христианам смотреть на дело совершенно иными глазами.
В житии ни разу не упоминается, чтобы святой по милосердию своему воспретил своим верным бесам кулачное расправы. Напротив, самое их повторение свидетельствует, что они делали именно то, что от них требовалось. Таким же способом бесы охраняли даже яблони праведника. «Однажды какой-то человек проник в сад Конона с намерением украсть яблоки. Но невидимые служаки схватили его, избили и вместе с ослом и мешком, наполненным плодами, привели к святому. Святой дал ему наставление и, заповедав более не красть, отпустил с миром», — и конечно, с видимыми следами невидимых побоев.
Бесы же по повелению святого невидимо догнали волка, утащившего ребенка, и вырвав последнего из звериной пасти, поставили его перед святым.
Но в конце концов от всей этой чертовщины приключилась великая беда. Конон превратил бесов в своих рабов и пленников, но, к несчастью, далеко не всех бесов. Некоторые из оставшихся вольными «начали наводить на жителей той страны различные болезни, а больше всего оспу». «Святой, уразумев козни бесовские, помолился богу и тотчас получил власть и над этими бесами. Собрав их всех, он запретил им, и одних прогнал в пустыню, других отослал в бездну» (как известно, павшие ангелы были тоже низвергнуты в «бездну». Что такое бездна и где она находится, об этом нигде не рассказано). Третьих же бесов Конон связал (верно не веревками, а опять-таки словом) и заключил в тридцати залитых оловом горшках и, запечатлев их крестным знамением, зарыл в землю под своим домом».