Пишек. Ба! На что же ты поднял крылья?
Еродий. Прощай, мать. Полечу от вас. Сердце мое меня осуждает, что не лечу за делом.
Пишек. По крайней мере поздоровайся с дочерями моими.
Еродий. Сделайте милость, избавьте меня от,
вашего закона.
Пишек. Мартушка моя поиграет тебе на лютне. Вертушка запоет или потанцует. Они чрезвычайно благородно воспитаны и в моде у господ. А Кузя и Кузурка любимы за красоту. Знаешь ли, что они песенки слагают? И веришь ли, что они в моде при дворе у мароккского владельца? Там сынок мой пажом. Недавно к своей родне прилетел оттуда попугай и сказал, что государь жаловал золотую табакерку…
Еродий. На что ему табакерка?
Пишек. Ха-ха-ха! На что? Наша ведь честь зависит, что никто удачней не подражает людям, как наш род. Носи и имей, хоть не нюхай. Знаешь, ли, как ему имя?
Еродий. Не знаю.
Пишек. Имя ему Пешок. Очень любезное дитя.
Еродий. Бога ради, отпустите меня!
Пишек. Куда забавен скакун! Как живое серебро, всеми суставами двигает. Принц любит его, целые часы с ним проводит, забавляясь.
Еродий. О сем его не ублажаю, не завидую. Прощайте!
Пишек. Постой, друг мой, постой! А о благом рождении не сказал ты мне ни слова? Так ли? О-о, полетел! Слушай, Вертушка! Что-то он, поднимаясь, кажется, сказал…
Вертушка. Он сказал, матушка сударыня, вот что: о благом рождении принести вам карту.
Пишек. А когда же то будет?
Еродий не лгут. Он в следующем месяце мае опять посетил сию госпожу. Принес о благом рождении свиток, но не мог ничем ее утешить: столь лютая терзала ее печаль. Никогда более жестоко не свирепеет печаль, как в то время, когда сердце наше, основав надежду свою на лживом море мира сего и на лжекамнях его, узрит наконец опроверженное гнездо свое и разоряющийся город ложного блаженства. Господин Пешок, перескакивая из окна на окно, упал на двор из горных чертогов, сокрушил ноги и отставлен от двора. Сверх того, старшие дочери начали бесчинствовать и хамским досаждением досаждать матери. Вскоре она умерла, дом же стал пуст. Тогда, как железо на воде, всплыла наверх правда, что сильней всего есть страх Божий и что благочестивая и самодовольная благодарность превосходит небо и землю.
Еродий, оплетая, повесил на цветущем финике лист сей:
СВИТОК О БЛАГОМ РОЖДЕНИИ ЧАД РАДИ БЛАГОЧЕСТИВЫХ СОСТРАСТНЫХ И ЗДРАВЫХ РОДИТЕЛЕЙ
Сей в первую и вторую луну, то естъ 6 квадру, Сей, изыдя из пиров и бесед священных. Узрев мертвеца или страшное зрелище, не сей. Зачавшей сверх не сей. Не в меру пьян не сей. Зачавшая да носит в мыслях и образах святых, И в беседах святых, чуждая страстных бурей, в тихом бесстрастии в зрении святых. Тогда сбудется: "И пройдет дух холода тонкого, и там Бог" (Книга Царств).
Потом аист вознесся вверх, воспевая малороссийскую песенку:
Соловеек, сваток, сваток!
Летал ли ты в садок, в садок?
Видел ли ты, как сеют мак:
Вот так, так! Сеют мак.
А ты, скворец, дурак…
Эту песенку мальчики, составив лик, или хор, или хоровод, домашние его певчие в увеселение пели святому блаженному епископу Иоасафу Горленко.
Аминь.
This file was created with BookDesigner program bookdesigner@the-ebook.org 02.07.2008