За это одиночество
И эту тишину
Отдам я все пророчества,
Сердечную весну,
И полдня прелесть сонную,
И тела древний хмель,
И полночи влюбленную,
Двужалую свирель.
Томленье недостойное
Я в сердце победил
И слушаю спокойное
Течение светил.
К чему любви пророчества, –
Душа, как сны, вольна.
Такое одиночество,
Такая тишина…
«Ты знаешь все пляски…»
Ты знаешь все пляски
Сновидческих лет,
Певучие краски
Блаженных планет.
Ты знаешь все лады
Щаветной игры,
И ритмы Эллады,
И Ганга костры.
Так почему же
Разлучены
Тела и души,
Дела и сны?
К ВЕЧЕРНЕЙ ЗВЕЗДЕ
Поляны мглистая
Блестит слюда.
Вверху лучистая
Горит звезда.
Сквозь негу сонную
Смутных ветвей
Ты благосклонную
Печаль навей.
Уже склоняешься,
Тиха, бела.
Едва касаешься
Ветвей ствола.
Да, я был пламенный,
Да, я был твой,
Неотуманенный
Скорбью земной.
И что мне осталось
От огненных сфер?
Только боль и музыка
Твоя, Люцифер.
И силы забвения
В душе моей нет,
А пути искупленья –
Миллионы лет.
О, если б именем
Процвесть иным,
Радостным пламенем,
Не моим, не твоим.
Беглой зарницей
Небо обнять,
Непорочной денницей
Вспыхнуть опять!
К ДЕМОНУ
Предвечный брат, ты грустью небывалой
Мир опьянил.
Предвечный брат, ты вспыхнешь розой алой
В сердцах светил!
Прекрасен ты, как первозданный вечер,
Ущербен, светел, тих
И, как альпийский непорочный глетчер,
Превыше дел земных.
Но иногда космическою бурей
И огненной тоской
Ты нарушаешь древний сон лазури,
Ведешь неравный бой.
И вновь, мечом пронзенный серафима,
Ты падаешь во тьму.
Пройти ли мне в смертельном страхе мимо?
Нет, я приму
И боль, и стыд, и непокорный гений,
Огонь и лед
Твоих путей, дерзаний, и падений,
И роковых свобод.
И только я любовью невозможной
К тебе, мой брат,
Порву твой круг томительный и ложный,
Открою путь назад.
Напрасно ты склонился к изголовью
В моем смущенном сне, –
О, жертвенною вспыхнешь ты любовью
К себе, ко мне!
Всё, что томило, пело и мерцало,
Распяв сердца,
Тогда над миром вспыхнет розой алой
В садах Отца.
«Когда сойдет огонь лазури…»
Когда сойдет огонь лазури
На обнаженные сердца,
В алмазном токе звездной бури,
В одежде пламенной жреца
Я встану над самим собою
И опочивший мой двойник
Эфирным саваном закрою,
Чтоб не увидеть тленный лик.
И долго в странствиях духовных
За тонкою чертою дней
Мне будет сниться брат мой кровный,
Истаявший среди теней.
«Я лежал на морском песке…»
Я лежал на морском песке
На берегу, неизвестном мне,
Никого не помня и не видя,
Обломок погибшего корабля.
И только крик чайки
В тот кораблекрушительный час
Доносился до тонкой грани
Потонувшей души моей.
И этот крик чайки
Над желтым неведомым взморьем
Связал непричастную душу
Со странным миром земным… [6]
«Учись смирению у трав…»
Учись смирению у трав
И щедрости – у диких лилий,
Чтобы, земному всё отдав,
Без отречений, без усилий
И празднословья перейти
В эфирный пламень Параклета,
Чтоб сердце вспыхнуло в груди,
Где медленно змеилась Лета.
«Благодарю, за всё благодарю…»
Благодарю, за всё благодарю,
За страшное вещей обычных знанье,
За нищую парижскую зарю
Над хаосом полусуществованья,
За то, что вижу в древней наготе
Вседневных призраков богоявленья
И приближаюсь медленно к черте
Конечного освобожденья.
За то, что в смене отреченных дней
Порой таким восторгом сердце дышит,
Что видит только торжество огней,
Свое страдание не слышит,
Само собою пьяно, восстает
До равнодушия лазури,
Безумствует, пророчит и поет
В алмазном токе звездной бури.
«Я в плаще наступающих дней…»
Я в плаще наступающих дней.
Имя в тайне пребудет мое.
Им пронизанное бытие
Всё грозней, всё ясней.
И когда опаленным крылом
Я лазури прохладной коснусь,
Эта боль, этот стыд, эта грусть
Станут звездным огнем.
«Столько раз в порыве страсти гневной…»
Столько раз в порыве страсти гневной
Закрывал лицо
И хотел швырнуть богам подземным
Узкое кольцо.
И тогда – средь огненных созвездий
И гремящих сфер –
В самой крайней мне являлся бездне
Ясный Люцифер.
Излучала гибельная сила
Музыкальный свет,
И в крылах надломленных сквозила
Радуга планет.
вернуться
6
Это было видение того, что случилось почти тридцать лет спустя (в 1960 году) на Рижском взморье. (Прим. сост.).