При случае прошу также засвидетельствовать мое почтение и поцеловать ручки Ольге Александровне и Елене Александровне.
Глубоко уважающий Вас Илья Голенищев-Кутузов.
31 марта 1930
Глубокоуважаемый Вячеслав Иванович,
Давно уже собираюсь написать Вам, но что-то мешало мне, останавливало меня. Быть может, суеверный страх – прервать заповедный круг римских воспоминаний. Я уже пять месяцев в Париже. Живу с семьей в Латинском квартале, близ Bd Saint-Germain. Преодолевая все житейские трудности, пишу тезу у Hauvett’a (автор «L’Introduction a la Divine Comedie» и работаю в Ecole des Hautes Etudes (романская филология).
Осмотрительные редакторы всё же начинают печатать мои стихи и статьи. «Римский офорт» появился в «Современных записках».
В канун января сделал доклад в Союзе Поэтов – «Лирика Вячеслава Иванова». М.О. Цетлин 16) предложил напечатать мой доклад в «Современных записках» и просил меня написать Вам – возможно ли напечатать Ваши новые стихи или хотя бы втиснуть их «контрабандой» в виде цитат в мою статью? На ту же тему беседовал со мной небезызвестный Вам Оцуп, редактор новоявленных «Чисел» 17). Наконец, недавно с аналогичным предложением обратился ко мне С. Маковский 18), заведующий литературным отделом «Возрождения». Он хотел бы, независимо от «Современных записок», получить для «Возрождения» статью о Ваших новых стихах и подробнейшую рецензию о «Дионисе и прадионисийстве». «Мы не столь богаты, чтобы швыряться такими людьми, как Вячеслав Иванов», – сказал он мне. Я почти что был принужден обещать статью и рецензию в течение следующего месяца; всё же я успел выговорить себе право обратиться к Вам за разрешением. Я не знаю, сочтете ли Вы появление таких статей своевременным 19)? Буду с нетерпением ждать Вашего ответа и указаний. Смею надеяться, что Вы мне напишите хотя бы несколько строк. Адрес мой: 2, rue de l’Ancienne Comedie. Paris VI.
Посылаю Вам два сборника Союза (в скором времени выйдет 3-й) и мои новые стихи.
Как здоровье Дмитрия Вячеславовича? Вернулся ли он в Италию? Передайте, пожалуйста, при случае мой сердечный привет и лучшие пожелания милой Ольге Александровне. На мою лекцию пришла Ольга (Николаевна?) Острога. Пригласила меня к себе. Она, ее муж 20) и сын очень мне понравились. Получил в подарок «Кормчие Звезды» (у них было два экземпляра). Они Вас, по-видимому, очень любят и хорошо знают.
В прошлом году я был два раза в Венеции. Заканчиваю легенду об Ангельском Папе 21) (чудо происходит перед San-Marco).
Искренне Вам преданный Ваш Илья Голенищев-Кутузов
24 апреля 1930
Дорогой Илья Николаевич,
Благодарю Вас за дружескую память и неизменно доброе ко мне отношение. Вы очень обрадовали меня вестью о себе из Парижа, где Вам и надлежит теперь работать; ответ мой замедлила поездка в Рим на концерт в Augusteo, где исполнено было и имело большой успех сочинение моей дочери «Тема с 9 вариациями для оркестра» на текст «Rorate coeli desuper» [9]. Вот Вам одна новость о нас. Моя лично жизнь остается неизменной; разве что вышла в Германии, у Зибек-Мор в Тюбингене, заново переработанная мною «Die russische Idee». Что касается сына, он всё еще в давосской санатории; осенью должен быть переведен пансионером в известный швейцарский, руководимый бенедиктинцами лицей в Engelberg, потому что состояние его здоровья теперь позволяет продолжение занятий. Простите великодушно, что давно – т.е. своевременно – не написал Вам, а писал о Вас Степуну 22), присовокупив то Ваше стихотворение – белые стихи, – которое мне очень полюбилось, и, кажется, еще что-то. Я рад, что Вы сошлись, наконец, с «Современными записками». Отвечая на Ваш вопрос, скажу Вам, что хотя и не повинуюсь вызову в Россию, однако предпочитаю быть верным своему обещанию, в силу которого был отпущен за границу, – не участвовать в эмигрантской печати. В своих статьях, однако, Вы можете сообщить кое-что (немногое, впрочем) из моих неизданных стихов 23), не упоминая, во всяком случае, что имеете на это особое разрешение автора: естественно, что стихи поэта ходят по рукам в списках. Протестовать против предполагаемой дружеской indiscretion [10] (допустимой, повторяю, в очень ограниченных размерах) я не буду – вот и всё. А за ревность Вашу о моей музе большое Вам от души спасибо.
Очень приятно мне, что воскресают из моего прошлого милые супруги Остроги. Или сообщите их адрес (ибо я надеюсь, что Вы поддержите с ними знакомство), или Вы получите письмецо к ним от меня и моей дочери, которое не откажите им передать.
Нужен мне также очень адрес Андрея Ивановича Каффи 24). Сборники Союза , о которых Вы пишете, я не получил. Журналов парижских (русских) не вижу. Благодарю за сообщенные стихи; только не всё в них мне нравится: [11] всё еще не завоевана maestria, всё еще нет настоящей строгости, художнического трезвения, простоты вожделенной, благодатной 25). Простите il vecchio brontolone [12], который в Вас верит.
Обнимаю Вас с любовью Вяч. Иванов
26 июня 1930
Глубокоуважаемый Вячеслав Иванович,
Не отвечал Вам сразу, так как ждал выхода третьего сборника Парижского Союза Поэтов и еретического альманаха «Перекресток». Вместе с этим письмом посылаю Вам обе книжки на поругание. О Вас написал две статьи (одна посвящена «Дионису», другая – лирике). Они уже пристроены (в «Возрождение» и в «Современные записки»). Вскоре должны появиться.
Меня еще на год оставили в Париже с условием защищать тезу в мае 1931 г.
Так как мне удалось найти несколько неизданных переводов Петрарки (senilia – ultima epistola a D.J.B.), я решил в спешном порядке закончить работу «Les manuscrits francais de Griseldis de Petrarque. Etude critique et literaire» во вкусе Ecole des Hautes Etudes historiques et filologiques, где я удостоен званием eleve titulaire. Работаю у проф. Рока, редактора «Romania».
Книга о молодости Данте будет написана позже. Многое придется изменить. Но всё же от начатого не отрекаюсь.
В стихах моих кое-что исправил сообразно с Вашими указаниями. Так, ударение «ржавеет» – теперь «заржавел». Относительно же Amen в том же стихотворении («Меланхолия») остаюсь при особом мнении ввиду идеологического расхождения, чья причина – мои ереси и несовершенство (духовное). После долгих размышлений я убедился, что в пьесе «Анкона» я употребил слово «мистраль» зря, смешав его с маэстралем (распространенным не только в Венеции и на Адриатическом побережьи Италии, но и в Далмации). В следующем «издании» – поправлю.
Вообще Ваши указания мне чрезвычайно ценны и радуют, даже тогда, когда обнаруживают слабые мои стороны и многие несовершенства.
Теперь, увлекаясь «новыми» метрами, корплю над гекзаметрами и ямбическими триметрами.
Посылаю Вам в письме несколько стихотворений – новых и старых, подвергшихся обработке. Мне очень хотелось бы, чтобы Вы написали, что о них думаете и в чем их недостатки.
Надеюсь, что здоровье Дмитрия Вячеславовича лучше. Передайте, пожалуйста, мой сердечный привет ему и милейшей Ольге Александровне (при случае).
Искренне Вам преданный
Илья Голенищев-Кутузов
2, rue de l’Anciene Comedie. Paris VI.
31 июня 1931, Париж
Глубокоуважаемый Вячеслав Иванович,
Я получил сегодня письмо Глеба Петровича Струве 26), сына П.Б. Струве. Он просил меня написать Вам и запросить Вас, согласны ли Вы, чтобы «Россия и славянство» напечатало в русском переводе Ваше письмо к Charles du Bos (появившееся в сборнике «Vigile»). Мне кажется, что я не буду нескромным, переслав Вам попросту письмо Г.П. Струве ко мне, из которого Вам будет вполне ясно, в чем дело. Очень прошу Вас ответить как можно скорее, хотя бы несколько слов. Я постоянно пишу в «России и славянстве» (главным образом, о югославянской литературе), и мне хотелось бы оказать редакции посильную услугу; они же очень хотят напечатать Ваше письмо. Желание их мне кажется вполне понятным и законным.
11
По-моему: гвоздь ржавеет, топору говорить не полагается, «Amen» никогда не раздается над морем (а разве «Angelus»); «блаженство почить, пораженный роком» – галлицизм недопустимый; мистраль в Анконе недопустим географически – и тому подобное.
12