Благодарю, за всё благодарю: Собрание стихотворений

«Как Улисс, отверг я обольщенья…» – См. примечание к стих. «Цирцея». Улисс – Одиссей. «Цирцея» употреблена в разных смыслах, один из них – коварная, обольстительная волшебница.

«Двадцать лет по лестницам чужим…» – Написано в Белграде в 1938 г. Печаталось в сборнике «В краях чужих» (Москва-Берлин, 1962). Первая строка навеяна терциной «Рая» Данте:

Ты будешь знать, как горестен устам
Чужой ломоть, как трудно на чужбине
Сходить и восходить по ступеням.

(вернее: подниматься по чужим лестницам). (Песнь XVII, 58-60; перевод М. Лозинского)

Старый эмигрант . – Печаталось в сборнике «В краях чужих» (Берлин-Москва, 1962, с. 40). Под названием «Возвращение» впервые публиковалось в «Журнале Содружества» (Выборг, 1938, № 6,с. 3). Приведем по тексту журнала первоначальный вариант стихотворения:

Когда-нибудь, чрез пять иль десять лет,
Быть может, через двадцать, ты вернешься
В тот небывалый, невозможный свет
(Ты от него вовек не отречешься!).

Увидишь родину. Но как узнать
То, что от первых лет тебя пленило?
Ты иначе уже привык дышать,
Тебе давно чужое небо мило.

Как будто из гробницы ты восстал,
Перешагнув века и поколенья,
И мира нового сквозь роковой кристалл
Едва поймешь обычные явленья.

Согбенный и восторженный старик
В заморском платье странного покроя,
Прошедшего торжественный двойник –
О, как ты встретишь племя молодое,

Согласное стесненнее дышать,
Покорное поводырям железным.
Неприхотливое тебе ли волновать
Забытой вольности преданием чудесным?

Подслушаешь с надеждой и тоской
Порыв, задор в кипящей юной песне
И отойдешь, качая головой,
Сокрыв в груди всё глубже, всё безвестней

Свободы пламенной безумные мечты.
Минуя площади и улицы столицы,
За городской чертой увидишь ты,
Где тают в далях облики и лица,

Просторы древние. И где-нибудь в тиши,
Где тракторы еще не прогремели,
У позабытой дедовской межи
Ты остановишься, как у последней цели.

И ты поймешь – страстной окончен путь.
Вот ты пришел в назначенную пору,
Чтоб душу сбереженную вернуть
Бескрайнему родимому простору.

«Всем вродимом краю незнакомый…» – Написано в 1940 г. в Софии, куда Кутузов ездил ходатайствовать о приеме гражданство (с 1929 г. он и его семья имели югославское подданство).

Баллада о пяти повешенных . – Написана в августе 1941 г. Публиковалась в сборнике «В краях чужих» (1962). В августе 1941 г. в оккупированной Югославии, когда немцы заняли Украину, Белоруссию и неумолимо приближались к жизненным центрам России, замечательна выраженная в последних строках стихотворения уверенность в скором и неотвратимом обратном движении советской армии, которая принесет освобождение и на Балканы.

«За узкою тюремною решеткой…» – Написано в 1941 г. в фашистском концлагере «Баница» под Белградом, куда Голенищев-Кутузов был посажен вместе с группой профессоров и преподавателей Белградского университета в качестве заложников. Он находился в одной камере с А. Беличем – будущим президентом югославской Академии наук (несколькими годами ранее они написали вместе два доклада по лингвистике для третьего международного конгресса славистов, который должен был состояться в Белграде в 1939 г.).

Вторая Хотинская ода . – Написана по поводу 200-летия «первой хотинской оды» – собственно «Оды блаженныя памяти государыне императрице Анне Иоанновне на победу над турками и татарами и на взятие Хотина 1739 года», написанной Ломоносовым во Фрейберге после получения известия о взятии русскими войсками 19 августа (по ст.ст.) 1739 года турецкой крепости Хотин на правом берегу Днестра. Вторым (и основным) поводом к написанию «Оды» стали известия о боях, впоследствии получивших название Ясско-Кишиневской операции (20-29 августа 1944 г.), в результате которых советские войска, форсировав Днестр и Южный Буг, заняли значительную часть Молдавии и Румынии. Эпиграф – из «Оды на день восшествия на престол императрицы Елисаветы Петровны 1748 года» М. В. Ломоносова. Атилла (ум. 453) – король гуннов с 434 г., прозванный «бичом Божьим», нанесший Римской империи ряд сокрушительных поражений. Валгалла (Вальхалла, др.-исл. «чертог убитых») – в скандинавской мифологии находящееся на небе, принадлежащее Одину жилище эйнхериев – павших в бою храбрых воинов, которые там пируют, пьют неиссякающее медовое молоко козы Хейдрун и едят неиссякающее мясо вепря Сэхримнира. В замке павшим воинам и Одину прислуживают девы-воительницы – валькирии. Вместо огня освещалась блестящими мечами. Плевна – город в Болгарии, под которым в ходе русско-турецкой войны 1877-1878 гг. с 8 июля по 28 ноября 1877 г. проходили бои между русско-румынской и турецкой армиями. Сулин – болгарский порт недалеко от устья Дуная, где в ночь с 28 на 29 мая 1877 г. спущенные с парохода «В. кн. Константин» катера атаковали турецкую флотилию. Хотин – см. выше. «Стоим у Прикарпатских врат/Державы старой Осмомысла…» – Ярослав Владимирович (Осмомысл) – князь галицкий (умер в 1187 г.), с 1159 г. до самой смерти без соперников владел галицкой землей, пользуясь большим значением среди тогдашних русских князей.

Атомные демоны . – Это и два последующих стихотворения написаны в 1945 г. после того, как американцы сбросили атомную бомбу на Японию. Кутузов в это время еще находился в рядах Югославской народно-освободительной армии.

В застенке . – Написано в 1951 г. в тюрьме, куда Голенищев-Кутузов был брошен титовскими приспешниками в 1949 г. Впереди было еще два года заключения. Незадолго до смерти Илья Николаевич начал писать «Повесть о капитане Копейкине» – русском офицере первой мировой войны, выпускнике артиллерийской академии, блестящем математике, чей талант так и не сумел реализоваться, – своем товарище по камере. Приведем ее начало (сохранилось в рукописи и магнитофонной записи в архиве семьи Кутузова), поскольку оно дает возможность представить обстановку югославских тюрем, выстроенных еще турками в средние века и битком набитых в пору югославской «ежовщины», после того как Тито обрушил репрессии на цвет югославского общества: интеллигенцию, военных, всех, подозреваемых в русофильстве, а такими было полстраны.

«В годы моих странствований по свету я очутился однажды в тюрьме одной балканской державы по сомнительному обвинению в антиправительственной деятельности. Следственная тюрьма, куда меня бросили, была построена во времена султана Абдул-Гампия. Двор-колодец был окружен двухэтажными постройками. Посреди рос раскидистый орех. Это проклятое место так и называлось «под орехом». Был рядом еще и меньший двор, обнесенный одноэтажными камерами, столь низкими, что человек не мог встать во весь рост. Света в них не было, и в темницу пробивался лишь луч сквозь деревянную дверь.

Следователи, самоуверенные молодчики националистических взглядов, всё время требовали от меня «искренности» и отказа от советского гражданства. Ввиду моей нераскаянности и упорства меня из большой камеры перевели сначала в узкую и длинную камеру, где хорошо жилось только блохам. Люди лежали на полу на своем барахле. У одного счастливца болгарина был длинный кожух. Нас ели блохи 22 часа в сутки. Лишь на рассвете эти существа замирали и при восходе солнца снова начинали скакать по заключенным. Это блошиное место было гораздо хуже, чем клоповники. С клопом можно бороться, ловить блоху – одно из величайших искушений. Среди наиболее ловких ловцов быстроскачущих насекомых мне запомнился сразу худой человек среднего роста, смуглый, с восточными чертами лица. Ночью он ходил по узенькому коридору между ступнями заключенных и стеной. Он что-то бормотал про себя. Впоследствии я узнал, что он решает математические задачи. Мы познакомились…».