Баланс между волей к жизни и готовностью принять смерть. Необходимо и то и другое. Мне надо научиться этому балансу. Я чувствую, что уже готова принять смерть, однако меня беспокоит, что я не боюсь умереть, — не значит ли это, что я хочу умереть? Но я не желаю смерти — я всего лишь не боюсь ее. Я не хочу оставлять Кена! Поэтому я собираюсь бороться!
Но одновременно я поняла, пообщавшись некоторое время с Джерри Ямпольски [автором нескольких книг, написанных на основе «Курса чудес»; самая примечательная из них — «Любовь как избавление от страха» (Jampolsky, «Love Is Letting Go of Fear»)], что мне надо научиться принимать мир таким, как есть: как говорит Джерри, «примешь мир — примешь Бога». Он заставил меня серьезно пересмотреть мою систему ценностей. Вместе того чтобы стараться изменить себя и окружающих, попробую прощать — прощать себя, прощать всех остальных. А если я не смогу простить кого-то (если это не позволяет мне мое эго), тогда попросить, чтобы его простил Святой Дух внутри себя. Это то же самое, что попросить свое высшее Я простить и меня саму, и других. «Бог есть Любовь, в которой я прощаю», — сказано в «Курсе чудес».
Простить себя — значит принять себя. Вот так! Это значит — прощай недовольство собой, мой старый приятель. Мой спутник-скорпион. Когда я пытаюсь визуализировать то, что мешает мне правильно воспринимать себя, то над всем остальным, как основа для всего остального, возникает фигура скорпиона с изогнутым, закинутым за спину хвостом. Он готов ужалить самого себя. Это оно, мое недовольство собой, постоянно пригибает меня к земле и заставляет чувствовать себя нелюбимой, это основа всех прочих моих проблем; досада на себя, не позволяющая мне видеть свет и чудеса, которые только в этом свете и видны. Хмммм… Проблема серьезная. Сейчас с этим лучше, чем раньше, но все-таки проблема серьезная. Когда я думаю об этом, то ощущаю в желудке кисловатый привкус. Словно я сама поднесла себе яд и проглотила его.
У меня была привычка записывать то хорошее, что говорят обо мне люди, потому что я не могла искренне поверить, что кто-то действительно может обо мне так думать. Кажется, иногда мне трудно было поверить, что кто-то по-настоящему может меня любить: как будто была какая-то пропасть между тем, что я знала о себе — что я хороший человек, что людям нравится быть со мной рядом, что я неглупа, хороша собой и так далее, — и тем, что иногда я никак не могла взять в толк, за что меня можно по-настоящему полюбить (особенно это касалось мужчин).
Не то чтобы у Трейи не было «достижений», «заслуг» — разумеется, они были. Она с отличием окончила колледж Маунт Холиоук, преподавала английскую литературу до того, как вернулась в Бостонский университет, участвовала в основании Виндстара и три года проработала там директором по учебным вопросам; получила магистерскую степень по психологическому консультированию, работала в программе молодежного обмена между США и СССР. И ее «послужной список», как она его называла, в будущем вырастет до внушительных размеров: помимо всего прочего, одни только ее записки о раке станут известны примерно миллиону человек во всем мире.
Но все-таки — и особенно в то время — Трейя не умела как следует признавать или ценить аспект своего бытования, она искренне не могла понять, почему она так нравится людям, почему они ее так любят, так хотят быть рядом с ней. А привлекательной ее делала именно ее удивительная натура, а не какие-то «послужные списки», какими бы важными они ни казались, — и именно этого Трейя не замечала, недооценивала.
Были периоды, когда она совершенно искренне изумлялась тому факту, что я в нее влюбился, — и это заставляло изумиться уже меня. За первый год у нас десятки раз прокручивался один и тот же диалог: «Ты не понимаешь, почему я тебя люблю? Ты что, шутишь, что ли? Ты правда серьезно? Я люблю тебя всей душой, солнышко, и ты это знаешь. Я здесь, с тобой, двадцать четыре часа в сутки, потому что я без ума от тебя! Значит, ты считаешь, что если ты не нашла своего главного призвания — ты никудышный человек, да? Да ты его найдешь, нет никаких сомнений, но тем временем ты совершенно не замечаешь того, что ты есть, существуешь — со своей личностью, со своей энергией. Ты правда не шутишь? Люди в тебя без памяти влюбляются, ты ведь это знаешь. Я никогда не видел, чтобы у кого-нибудь было так много искренних и преданных друзей, как у тебя. Мы все тебя любим за то, что ты есть, а не за то, что ты сделала».