Закон Моисеев был дан израильскому народу. По каким нравственным критериям Бог будет судить язычников? Отвечая на этот вопрос, Павел развивает учение, которое для его читателей из иудейской среды могло показаться безусловным новшеством: о некоем врожденном законе, написанном в сердцах всех людей. Регулятором этого закона является совесть, которая позволяет каждому человеку различать между добром и злом, делая законное по природе (φύσει), а не по принуждению.
Здесь Павел оказывается близок Цицерону, который, ссылаясь на стоиков, определяет закон как «заложенный в природе высший разум, велящий нам совершать то, что совершать следует, и запрещающий противоположное»[79]. О законе, лежащем в основе мироздания, говорил и Филон Александрийский, утверждавший, что «мир созвучен закону и закон миру», а потому «муж законопослушный, будучи гражданином этого мира, исполняет в своих деяниях повеление природы, которая и лежит в основании устроения всего мира»[80].
Закон Моисеев в иудейской традиции воспринимался как богоустановленный: таким он представлен на страницах Ветхого Завета. Каково происхождение естественного закона, о котором говорит Павел? На этот вопрос он прямо не отвечает, но последующая христианская традиция отождествила его с тем нравственным чувством, которое Самим Творцом вложено в природу человека, созданного по образу Божию (Быт. 1:27). Это нравственное чувство, обозначаемое словом «совесть» (συνείδησης), роднит человека с Богом. Иными словами, естественный закон тоже имеет божественное происхождение.
Учение Павла о естественном законе имело громадное влияние на развитие христианской мысли. Оно нашло отражение в трудах отцов Церкви, богословов Средневековья и последующего периода. Мы не можем на страницах настоящей книги входить в детальное исследование представления Фомы Аквинского о естественном законе как отражении вечного божественного закона в человеческом разуме, равно как и споров о естественном законе, развернувшихся в эпоху Реформации. При всей важности и увлекательности этих тем, их изучение увело бы нас слишком далеко от основной цели нашего труда. Ограничимся лишь констатацией того факта, что своим учением о естественном законе Павел заложил основы для целых направлений мысли. Споры вокруг этого учения вспыхивали в разные эпохи, продолжаются они и поныне.
Излагаемое Павлом учение о Страшном суде отражает веру древней Церкви, основанную на словах Иисуса Христа из Евангелия от Матфея: «Когда же приидет Сын Человеческий во славе Своей и все святые Ангелы с Ним, тогда сядет на престоле славы Своей, и соберутся пред Ним все народы; и отделит одних от других…» (Мф. 25:31–32). Как мы отмечали в другом месте[81], по учению Иисуса на суд предстанут «все народы»: израильский народ никак не выделен из общей массы судимых, что противоречит представлениям книжников и фарисеев о богоизбранности этого народа. Событие Страшного суда представлено как универсальное, относящееся ко всем людям без исключения. В то же время это суд не над народами, а над индивидуумами. Каждый предстает перед Судией в личном качестве и даст ответ за свои собственные дела – добрые и злые.
Павел в Послании к Римлянам излагает то же самое учение, однако считает нужным специально подчеркнуть, что язычники предстанут на суд Божий. Этот суд будет осуществляться «через Иисуса Христа», только иудеи будут судимы по закону Моисееву, а язычники – по закону совести, написанному в их сердцах.
3. «Какое преимущество быть Иудеем?» (2:17-3:20)
«Не тот Иудей, кто таков по наружности»
Изложив свое понимание естественного закона, Павел затем переходит к осмыслению значения закона Моисеева. До своего внезапного обращения ко Христу он был лютым гонителем Церкви, и его ненависть к новому учению была мотивирована ревностным следованием «отеческому закону» (Деян. 22:3). Обращение к вере во Христа стало катализатором полного пересмотра всей системы ценностей, на которой Павел ранее строил свою жизнь. Это касалось и Моисеева закона: Павлу необходимо было заново определить свое отношение к нему, поскольку, во-первых, из гонителя Церкви он превратился в ее ревностного адепта, а во-вторых, осознал свое призвание проповедовать язычникам[82].
В Послании к Римлянам Павел начинает обсуждение этой магистральной темы с нападения на тех иудеев, которые не исполняют закон. К ним Павел – видимо, с целью усилить обличительный посыл, – обращается в единственном числе:
80
81