Евангелие благодати начинается и заканчивается прощением. И люди пишут песни под названием «О благодать!» потому, что благодать — единственная сила во Вселенной, способная разорвать цепь, которая закрепощает поколения. Только благодать может растопить не-благодать.
Однажды на выходных я вместе с десятью евреями, десятью христианами и десятью мусульманами проходил что-то вроде сеанса групповой психотерапии, который проводил писатель и психиатр М. Скотт Пек, связывавший свои надежды с тем, что этот уик-энд может создать нечто вроде общины или, по крайней мере, заронить семя примирения в небольших масштабах. Этого не произошло. В кругу этих образованных, умудренных опытом людей дело почти дошло до рукоприкладства. Евреи говорили об ужасах, которые они претерпели со стороны христиан. Мусульмане говорили об ужасах, которые они претерпели со стороны евреев. Мы, христиане, пытались говорить о наших собственных проблемах. Но они выглядели бледной тенью по сравнению с массовым уничтожением евреев и тем ужасным положением, в котором находились палестинские беженцы, так что большую часть времени мы сидели в стороне и слушали представителей двух других групп, вспоминавших несправедливости, имевшие место в истории.
В один прекрасный момент четко формулировавшая свои мысли женщина, которая с самого начала активно пыталась примириться с арабами, повернулась к христианам и сказала: «Я верю в то, что нам, евреям, многому можно поучиться у христиан в вопросе прощения. Я не вижу другой возможности выйти из этого тупика. Хотя это и кажется таким несправедливым — прощать несправедливость. Я чувствую себя в ловушке между прощением и справедливостью».
Я мысленно вернулся к этому уик-энду, когда мне встретились слова Хельмута Тилике, немца, который прошел через все ужасы нацизма: «Прощение ни в коем случае не является легким делом… Мы говорим: «Очень хорошо, если другой чувствует себя виноватым и просит у меня прощения, я прощу его, я ему уступлю». Мы делаем из прощения закон взаимообмена. А это никогда не работает, потому что мы говорим себе: «Он должен сделать первый шаг». А потом я как ястреб вглядываюсь, не подал ли мне другой человек знак глазами или нет ли в его письме между строк небольшого намека на то, что он чувствует себя виноватым. Я всегда готов простить … но я никогда не прощаю. Я слишком далек от этого».
Тилике пришел к выводу, что единственным лекарством было осознание того, что Бог простил ему грехи и дал ему еще один шанс — урок, содержащийся в притче о рабе, не простившем долг. Разорвать круг не-благодати значит взять на себя инициативу. Вместо того, чтобы ждать, пока его сосед сделает первый шаг, Тилике должен сделать его сам, хотя это противоречит естественному закону воздаяния и справедливости. Он сделал это, только когда понял, что в сердце Евангелия лежит инициатива Бога, что Тилике проповедовал, но не практиковал.
В центре притчи о благодати, рассказанной Иисусом, стоит Бог, который первым делает шаг нам навстречу. Томящийся от любви отец, который бежит встретить своего сына-мота. Царь, который прощает долг, слишком большой для того, чтобы раб мог его выплатить. Хозяин, который платит работникам, трудившимся одиннадцать часов, столько же, сколько пронырам, отработавшим один час. Устроитель банкета, который выходит на дорогу посмотреть, нет ли там незваных гостей.
Бог поколебал безжалостный закон греха и возмездия за него, вторгшись на землю, пропитавшись всем наихудшим, что мы могли предложить, пройдя через распятие, и затем создал из этого жестокого акта целебное для человека средство. Голгофа стала выходом из тупика, возникшего из справедливости и прощения. Принимая на свою невинность все требования, выдвигаемые справедливостью, Иисус навсегда разорвал цепь не-благодати.