Эта та самая шокирующая доступность, выраженная словом «Авва». Бог может быть Единовластным Господином Вселенной, но благодаря своему Сыну, Бог стал таким же доступным, как любой слепо любящий своих детей отец. В восьмой главе Послания к Римлянам Павел делает образ Бога еще более близким. По его словам, Дух Господа живет в нас, и когда мы не знаем, о чем нам молиться, «Сам Дух ходатайствует за нас воздыханиями неизреченными».
Нам не нужно подниматься к Богу по иерархической лестнице, терзаясь переживаниями о вопросах чистоты. Если бы в Царстве Божием царило правило «никаких странностей», никто из нас не вошел бы туда. Иисус сошел на землю продемонстрировать нам, что совершенный и святой Бог рад помощи и от вдовы с двумя грошами, и от римского сотника, и от вызывающего общее отвращение мытаря, и от разбойника на кресте. Нам нужно только произнести «Авва» или, даже не произнося этого, просто вздохнуть. Бог неподалеку.
Вторая причина, по которой революция, совершенная Иисусом, глубоко трогает меня, кроется в том, как мы должны смотреть на других людей. Пример Иисуса заставляет меня сегодня осознать свою вину, поскольку я чувствую, как я слегка кренюсь в противоположном направлении. В дни общественных разоблачений и растущей безнравственности я слышу призывы некоторых христиан проявлять меньше милосердия и больше морализма, призывы, которые возвращают нас к ветхозаветному образу.
Фраза, которую написали Петр и Павел, стала одной из моих любимых в Новом Завете. «Мы должны быть домостроителями (управляющими) или «распространителями» Божией благодати», — говорят оба апостола. В связи с этой фразой вспоминается один из тех старомодных пульверизаторов, которыми пользовались женщины до появления современной технологии производства спреев. Вы сдавливаете резиновую грушу, и брызги духов вылетают из маленьких отверстий на другом конце пульверизатора. Нескольких капель хватает для всего тела; несколько нажимов изменяют атмосферу в комнате. Это и есть, как мне кажется, принцип функционирования благодати. Она не приводит к изменению всего мира или всего общества, но она обогащает атмосферу.
Сейчас меня беспокоит, что основным образцом для христиан стал не пульверизатор с духами, а совсем другой спрей, который используют для выведения насекомых. Здесь таракан! Нажимаем, брызгаем, нажимаем, брызгаем. Здесь зло! Нажимаем, брызгаем, нажимаем, брызгаем. Некоторые христиане, которых я знаю, задались целью создания «морального средства для истребления» зла в окружающем их обществе.
Я разделяю эту заботу о нашем обществе. Однако меня поражает альтернативная сила милосердия, проявленная Иисусом, который приходил к больным, а не к здоровым, к грешникам, а не к праведникам. Иисус никогда не одобрял зло, но он всегда был готов простить его. Каким-то образом он заслужил репутацию человека, который любит грешников, репутацию, которую его последователи сегодня могут потерять. Как пишет Дороти Дей: «В действительности я люблю Бога ровно настолько, насколько я люблю человека, которого я люблю меньше всего».
Мне кажется, что эти вопросы сложны, и по этой причине они заслуживают отдельной главы.
Глава 13
Глаза, исцеленные благодатью
Разве в Библии не говорится, что мы должны любить всех?
О, Библия! Вообще-то там много чего говорится; но никто и не думает этого делать.
Гарриет Бичер-Стоу, Хижина дяди Тома.
Глаза, исцеленные благодатью
Всегда, когда мне становилось скучно, я звонил моему другу Мелу Уайту. Он был самым живым и энергичным человеком из тех, кого я знал. Он объездил весь мир и потчевал меня своими историями: подводное плавание с аквалангом среди барракуд в Карибском море, хождение по накапливавшемуся тысячелетиями голубиному помету, чтобы на закате сфотографировать сверху Марокканский минарет, путешествие через океан на борту Королевы Елизаветы II в качестве гостя знаменитого телепродюсера, интервью с последними оставшимися в живых после резни в Гайане последователями культа Джима Джонса.
Мэл, невероятно великодушный человек, представлял собой прекрасную мишень для разных мелких торговцев. Если мы сидели в уличном кафе, и мимо проходил торговец цветами, он покупал букет просто для того, чтобы увидеть, как загорятся глаза моей жены. Если фотограф предлагал сфотографировать нас за какую-нибудь нелепую цену, Мэл тут же соглашался. «Это на память, — отвечал он на наши протесты. — Память невозможно переоценить». Его шутки и остроты заставляли официантов, метрдотелей и кассиров смеяться до коликов.