В этот момент звенящего напряжения, Иисус делает нечто невообразимое. Он наклоняется и что-то пишет на песке пальцем. На самом деле, это единственная сцена в Евангелиях, которая изображает Иисуса пишущим. Носителем единственных записанных им слов он избирает песок, зная, что следы ног, ветер, или дождь скоро сотрут их.
Иоанн не говорит нам, что Иисус написал на песке. В своем фильме о жизни Иисуса, Сесиль Б. ДеМилль изображает его произносящим названия различных грехов: Прелюбодеяние, Убийство, Гордыня, Жадность, Похоть. Каждый раз, когда Иисус пишет новое слово, все больше фарисеев исчезает. Догадка ДеМилля, как и все другие предположения — конъюнктура. Мы только знаем, что в этот полный опасности момент Иисус делает паузу, хранит молчание и пишет пальцем слова на песке. Ирландский поэт Симус Хиней говорит, что Иисус «тянет время, во всех возможных смыслах этой фразы», концентрируя всеобщее внимание и разграничивая значение того, что произойдет в действительности, и того, что толпа хочет увидеть.
Присутствующие при этом люди, без сомнения, видят две категории актеров в эюй драме: виновная женщина, пойманная на месте преступления, и «правые» обвинители, которые, кроме всего прочего, являются профессиональными религиозными деятелями. Когда, наконец, Иисус начинает говорить, он уничтожает одну категорию: «Кто из вас без греха, — говорит он, — первый брось в нее камень».Он снова наклоняется и продолжает писать, чтобы еще потянуть время, и, один за другим, все обвинители потихоньку уходят.
Затем Иисус поднимается, чтобы обратиться к женщине, оставшейся в одиночестве: «Женщина! Где твои обвинители? Никто не осудил тебя?»
«Никто, Господи», — отвечает она.
И этой женщине, которую приволокли, напуганную, чтобы подвергнуть ее наказанию, Иисус дарует прощение: «И Я не осуждаю тебя; иди и впредь не греши».
С помощью блестящего хода Иисус заменяет две предполагаемые категории — «праведные» и «виновные» — двумя другими: грешники, которые признают, и грешники, которые отрицают свой грех. Женщина, уличенная в прелюбодеянии, беспомощно признала свою вину. Гораздо более сомнительно выглядели люди вроде фарисеев, которые отрицали или подавляли вину. Им тоже нужно освободить руки для принятия благодати. Пол Турнье выражает эту схему языком психологии: «Бог уничтожает осознанную вину, но также Он заставляет осознать подавленную вину».
Сцена из восьмой главы Евангелия от Иоанна беспокоит меня, поскольку по своей природе я больше похож на обвинителей, чем на обвиняемых. Я отрицаю гораздо больше, чем признаю. Пряча мои грехи под покровом респектабельности, я крайне редко позволяю уличить себя открыто, публично в каком-либо неблагоразумном поступке. Однако если я правильно понимаю эту историю, грешная женщина находится ближе всех к Царствию Божию. Действительно, я смогу преуспеть в Царствии, только если стану дрожащим, смиренным, без прощения, с ладонями, открытыми, чтобы принять благодать Божию, как эта женщина.
Это состояние готовности принять и есть то, что я называю «доступом» к благодати. Она должна быть получена, и христианское понятие для этого акта — раскаяние, врата благодати. К. С. Льюис говорил, что Бог не требует от нас раскаяния деспотически: «Это просто описание того, на что похоже возвращение». Выражаясь словами притчи о блудном сыне, раскаяние — это возвращение домой, за которым следует радостное празднество. Оно открывает дорогу в будущее, к восстановлению родственных уз.
Многие пугающие отрывки из Библии, которые затрагивают проблему греха, предстают в новом свете с тех пор, как я начал понимать желание Бога направить меня к раскаянию, к вратам благодати. Иисус сказал Никодиму: «Ибо не послал Бог Сына Своего в мир, чтобы судить мир, но чтобы мир спасен был чрез Него». Другими словами, он пробуждает во мне чувство вины ради моей собственной пользы. Бог стремится не к тому, чтобы уничтожить меня, но чтобы освободить, и освобождение требует того, чтобы человек был так же беззащитен, как та женщина, которую поймали на месте преступления, а не высокомерным, как фарисеи.
Пока порок не выйдет на свет, он не может быть исцелен. Алкоголики знают, что пока человек не признает, что он алкоголик, нет никакой надежды на исцеление. Тем, кто упорно это отрицает, для подобного признания может потребоваться болезненное вмешательство со стороны семьи или друзей, которые будут «писать на песке» позорную истину, пока алкоголик не признает ее. (Алкоголики используют выражение «трезвый алкоголик», говоря об алкоголике, который бросает пить, но упорствует, отказываясь признать, что у него есть проблема. Трезвый, но несчастный, он делает несчастными всех вокруг себя. Он по-прежнему манипулирует другими, играя у них на нервах. Однако, поскольку он больше не пьет, он больше не переживает счастливых моментов. Члены семьи могут даже попытаться дать ему возможность пить снова, ради его облегчения; они хотят вернуть назад своего «счастливого пьянчужку». Писательница Кейт Миллер сравнивает такого человека с ханжой, пришедшим в церковь, который пытается изменить свою внешность, а не свою суть. Настоящая перемена, как для алкоголика, так и для христианина, должна начинаться с признания того, что им необходима благодать. Отрицание этого факта препятствует благодати.)