А кто у нас вообще когда уважал людей? Пёрт Великий рубил бороды русским боярам – мужикам, которые по возрасту ему в деды годились, почтенным отцам именитых семейств при всём честном народе. При их же жёнах, детях, внуках. Такое вот публичное и страшное унижение для взрослого мужчины, которого хватают за растительность на лице и отрывают её… иногда с мясом. А царю что? Он увидел «в европах», что голландцы не носят бороды, и ему так захотелось, чтобы русские тоже стали похожи на голландцев, чтобы никаких бород, а платье только немецкое. Замахали топоры, затрещали длинные рукава русских кафтанов и окладистые почтенные бороды. Иногда особо рьяные рубщики в запале, чтобы выслужиться перед царской короной на несколько веков вперёд, да сдыму-спьяну отрубали полголовы или руки до плеч. И жестокий царь получил приписку к имени: Великий. Не какой-нибудь.
Но русские и не такое стерпят, а маленький, но очень гордый народ многонационального Кавказа не стерпел. Там рискни, возьми вот так кого-нибудь за бороду – так твоя отрубленная рука в его бороде и останется болтаться. Вспомнили, что ещё в советское время самому, пожалуй, известному чеченцу за всю историю СССР Махмуду Эсамбаеву – знаменитому исполнителю роли шамана в «Земле Санникова» – в виде исключения даже на советский паспорт разрешили сфотографироваться в папахе. Такое вот было уважение и внимание к традициям и обычаям каждого народа многонациональной страны в «тоталитарную» эпоху. А теперь вроде и объявили демократию, но уважения к людям вовсе не стало. И в те далёкие годы многие даже и не догадывались, и как-то особо не задумывались, что Эсамбаев этот – чеченец, который якобы обязан вести какой-то Джихад. Он был своим, родным для всех от Камчатки до Кенигсберга. Никто и в дурном сне не додумался бы вообразить его врагом. Но кто там разберёт: как и почему переклинивает у людей мозги, когда начинается война? Запомнили только, как Махмуд Алисуланович переживал этот разрыв двух таких дорогих ему народов, как протестовал против начала бойни… И как тихо умер на Рождество в 2000-ом году, как закат уходящего безумного ХХ века, побившего все рекорды по количеству войн в сравнении с предшествующими столетиями.
И вот на смену выяснениям степени «жидовства» того или иного лица появилась такая странная характеристика: лицо кавказской национальности.
– Осподи, да как же их распознать-то?
– У них фамилии такие же, как и у нас… Почти, как у нас, но окончания такие певучие: две гласные подряд. У нас, например, Шуров, а у них – Шуриев. Дудаев, Радуев, Евлоев… Слышите, вот эти – ае-, -уе-, -ое-?
– Где?
– Да в окончаниях же! У нас вот полвека работал такой Газиев, а мы даже и не догадывались, что он тоже… из этих.
– Батюшки-светы!
– По окончанию фамилии вычислили. А то, ишь, притаились, супчики!.. Горская, а чего это у тебя фамилиё такое… какое-то?..
– Какое это «такое»?
– Да такое какое-то… горское!
– Так я на горе и живу.
– Ты поглянь, и эта из этих… из горцев!
– Ха-ха-ха! Да гора-то у нас тут, в Ленинградской области стоит. Приезжайте зимой на лыжах и санках кататься – прекрасный естественный ландшафт.
– Нет уж, спасибо! Мы с жителями гор теперь не дружим…
– Дело хозяйское.
Слесарь Газиев Владимир Калистратович, имевший самую обыкновенную застиранную внешность выцветшего на северном солнце русского деревенского мужичка с белёсыми жиденькими волосёнками на бугристой голове, теперь с наслаждением юморил по поводу «вскрывшегося факта» своей принадлежности к этим самым «лицам кавказской».
– Зарэжу! – орал он с самодельным южным акцентом у заводской кассы под общий хохот. – На рэмни пушшу!
– Танька, ты ему зарплату первому выдай, а то он у нас парень горячий – кавказец, как-никак.