- Стоит задуматься о мощи святости, - сказал отец Леонид, наконец, - Как останки непорочной девы, посвятившей жизнь молитве и служению, способны исцелять смертельно больных людей? Неужто Господь способен вложить в обычные кости часть своей силы?
- Постарайся избежать подобных рассуждений, если станешь беседовать с отцом настоятелем, - посоветовал отец Вильгельм, - Он и так, с трудом держит себя в руках.
Ризничий приблизился к ларцу и опустился на колени. То ли тусклый свет сыграл с ним дурную шутку, то ли ночные кошмары погрузили монаха в уныние, однако продолговатый дощатый ящик показался ему похожим на обычный гроб. "Неужто, - пришло в его голову, - не нашлось более красивого ларца? Или это продолжение той аскезы, что исповедовала Святая Маргарита при жизни?"
Отец Вильгельм осторожно коснулся ладонью ларца. И вновь разочарование: с небес не ударил ослепительный луч божественного сияния, не прозвучали торжественные аккорды райской музыки и не послышался хор ангельских голосов. А чего он собственно ожидал? Как именно должны проявляться чудеса Господни?
И тут пальцы ризничего ощутили некую вибрацию, исходящую от ларца. Деревянный ящик подёргивался, точно внутри него находилось нечто живое. Отец испуганно убрал руку и посмотрел по сторонам. Всё оставалось на своих местах и послушники так же беззвучно шевелили губами. Монах вновь коснулся ларца и снова ощутил слабую дрожь.
Вот оно! То, чего он так ждал! Благодать Господня, ниспосланная его детям. Через мощи святой девицы Бог подавал им сигнал, знак своего благословения.
Продолжая касаться ладонью ларца, отец Вильгельм опустил голову и вознёс хвалу всевышнему. Он молился, ощущая, как дрожь ларца становилась то сильнее, то ослабевала до почти неощутимых толчков. Потом поднялся и подошёл к отцу Леониду, чтобы поделиться с ним радостной новостью.
- Да, я тоже ощутил, - ответил тот, без особого энтузиазма, - Однако же не тороплюсь разделять твою эйфорию.
- Ты не веришь в благодать Господа? - изумился ризничий, - Даже когда она приходит так явно?
- Верю, - отец Леонид покачал головой, - Однако мне кажется, что она должна проявляться насколько иначе.
Известие о чуде мигом разнеслось среди обитателей аббатства. Когда настоятель открыл доступ к мощам, люди казалось обезумели. Пришлось поставить солдат у входа в церковь, чтобы паломники не затоптали друг друга. Люди касались ларца, целовали его и пытались прикладывать к дереву больные места.
Видимо, столь необузданное и дикое поклонение оттолкнуло Господа и к вечеру все вибрации, исходящие от ларца с мощами, прекратились. Тем не менее, поток людей не уменьшился. Некоторые возвращались снова и снова, возносили хвалу Богу и молились об исцелении. Даже самые скептичные верили, что на аббатство снизошла Божественная благодать и теперь десница Господа защитит их от мора и прочих бед.
Миновало три дня. Отец Вильгельм разговаривал с лейтенантом, испытывая странное ощущение внутренней опустошённости и отстранённости от реального мира. В груди словно шевелился клубок ядовитых змей и от их яда постоянно першило в горле. Должно быть, зря он вчера выпил столько холодного вина.
Лейтенант глухо покашливал всё время, пока рассказывал, как его люди, посланные за хворостом, обнаружили в лесу, недалеко от стен аббатства, висельника. Покойник, судя по его виду, вздёрнулся совсем недавно, так что лисы не успели обглодать ноги до костей. Судя по мечу, рядом с телом, умер бывший военный.
- Отец, - окликнул священника взволнованный послушник, - Позвольте прервать вашу беседу.
Видимо от волнения, лицо молодого человека покрывали алые пятна, а сам он задыхался, словно ему не хватало воздуха.
- Говори.
- Братья подозревают, что нечистый мог проникнуть в храм. Говорят, что ощущают смрад. Воняет не серой, но этот запах - много хуже.
И точно. Чем ближе ризничий приближался к ларцу с мощами, тем сильнее становилась вонь. Послушники вокруг ящика буквально исходили кашлем. Источник запаха определённо находился прямо перед священником и тот узнавал мерзкое зловоние.
- Принеси кочергу, - приказал послушнику ризничий, с трудом удерживая кашель, рвущийся наружу, - Все остальные - покиньте храм.
Молодой монах навалился на острый металлический прут и деревянная крышка неожиданно легко поддалась его напору. Из получившейся щели наружу хлынул такой смрад, что начало резать в глазах. Сдерживая рвотные позывы, отец Вильгельм приблизился к ларцу и заглянул внутрь. Потом отступил на шаг и несколько секунд стоял неподвижно.
- Святой отец, - послушник вновь закашлялся, - Что дальше?
- Зови лейтенанта, - ризничий закрыл лицо рукавом и положил крышку ящика на место, - Живо!
Дожидаясь прихода солдата, священник напряжённо размышлял. Он пытался понять, что двигало обезумевшим отцом, когда тот укладывал больного сына в ларец с мощами. Надеялся, что в монастыре его обнаружат и сумеют помочь? Или понимая, что чадо умирает, решил отомстить монахам таким дьявольским способом? Теперь уже никто не узнает, какой был замысел в этом поступке. Да это уже и не важно.
Внезапно отец Вильгельм издал звук, равно похожий на всхлип и смешок одновременно. Та дрожь, которую он принял за благодать Господа, была всего лишь агонией умирающего малыша. Агонией, которая убила всех обитателей монастыря.
Услышав глухой кашель, ризничий повернулся к лейтенанту.
- Этот ящик, - ему показалось, что в груди начал слабо тлеть дьявольский огонь, - необходимо сжечь. Сделайте это на заднем дворе, чтобы никто не видел.
Лейтенант прищурился, но задавать вопросы не стал. Потом медленно кивнул и вытащил из кармана свою флягу. Протянул ризничему. Приняв предложенное, отец Вильгельм хорошо различил красные пятна, проступающие на лице солдата. Пятна и пока ещё серые, круги вокруг глаз.
- И вы, и ваши люди, - он сделал пару глотков и вернул флягу владельцу, - давно не исповедовались. Мне кажется, пришло подходящее, для этого, время.
Когда кашляющие солдаты утащили ящик, отец Вильгельм опустился на колени и посмотрел на огромное распятие в центре храма. Спаситель безучастно ответил на вопрошающий взгляд монаха. В этом пустом взоре словно притаился ответ на вопрос, что ожидало аббатство в ближайшее время.
Коснувшись лбом пола, отец Вильгельм начал истово молиться о спасении души.