Сказал авва Пимен, что мы нуждаемся только в одном – трезвении сердца.
Он же сказал: «Враги прячут свое лукавство за спиной».
Авва Пимен рассказывал о брате, который говорил авве Симону:
Когда я выхожу из кельи и вижу, что брат отвлекся на пустое, и я отвлекаюсь на то же самое. И когда он смеется, я тоже смеюсь. А когда вернусь в свою келью, не могу найти покоя.
Ты выходишь из своей кельи, – удивился старец, – встречаешь смеющихся и тоже смеешься, встречаешь разговаривающих и начинаешь разговаривать? И после этого ты хочешь войти в свою келью таким же, каким вышел?
Брат спросил:
Ну а что же мне делать?
В келье следи за собой, – ответил старец, – и вне кельи следи.
Один старец пришел к другому. Во время беседы один сказал:
Я умер для мира.
Не полагайся на себя, брат, до исхода из тела, – заметил другой. – Ты говоришь, что умер, но не умер сатана.
Святому мужу в час смерти предстал сатана и сказал:
Ты меня избежал.
Я об этом не могу знать, – ответил старец.
Авва Агафон перед кончиной три месяца провел не смыкая очей и неподвижно. Однажды братья растолкали его и спросили:
Авва Агафон, что с тобой?
Я стою на суде Божием.
И тебе страшно, отче? – спросили они.
Я до сих пор изо всех сил соблюдал заповеди Божии, – ответил он, – но я человек. Откуда мне знать, угодны ли мои дела Богу?
Разве ты, – спросили они, – не уверен в своих делах, что они согласны с волей Божией?
Не дерзну сказать это, – ответил он, – пока не дам ответ Богу. Ибо одно дело суд Божий, а другое – человеческий.
Они хотели задать ему много вопросов, но он отановил их словами:
Сотворите любовь, не разговаривайте со мной, я сейчас не могу отвечать, – и умер в радости. И все увидели, как он возносится на небеса, и выражение его лица было таким, как будто он встречал своих самых дорогих и любимых друзей.
Как-то авва Макарий отправился в самую глухую часть пустыни. На дороге ему встретился ветхий старик, весь с ног до головы увешанный множеством кувшинчиков, причем, из каждого торчало перо, и все это служило ему вместо одежды. Макарий остановился, воткнул дорожный посох в землю и посмотрел на старика. Тот притворно покраснел и спросил:
Что привело тебя в такую глухомань?
Хочу обрести Бога, – ответил Макарий, – и избавиться от заблуждений. А ты кто, старче, скажи мне. Ибо облик твой чужд спасению человеков и что это ты нацепил на себя?
Я тот, кого вы называете сатаной и диаволом, – признался старик. – Привлекаю к себе людей различными способами. Для каждой части тела я придумал греховный соблазн. Перьями вожделений низвергаю послушных мне и радуюсь падению побежденных мною.
Услышав это, святой Макарий дерзко спросил:
Христос предал тебя на поругание Своим ангелам, но разъясни мне, почему снадобия, которые на тебе, различны по виду. Ведь тебе пришлось мне явиться, чтобы мы узнали многосложную ворожбу твоего злого ремесла и, поняв, почему так искусны твои стрелы заблуждения, впредь не уступали твоему намерению.
Я отвечу, хотя и против своей воли, о своей науке, – ответил сатана. – Что ж теперь скрывать, когда ты все видишь сам. Узнай смысл каждого сосуда. Если я увижу того, кто непрестанно изучает закон Божий, то чиню ему препятствия, вызывая у него головную боль, помазав из сосуда, который у меня на голове. А если он хочет бодрствовать пением и молитвами, то беру сосуд с бровей моих и, слегка помазав перышком, вызываю дремоту и заставляю отойти ко сну. А те, что висят возле ушей, использую для преслушания: благодаря им я заставляю не слышать слово истины тех, кто хочет спастись. Благовониями от моих ноздрей я подвигаю молодежь к блуду. А приготовленными при устах моих снадобьями соблазняю
подвижников сладостью всяких яств – и они делают все, что захочу, и при этом доходят до оговоров и сквернословия. И мои поклонники все вместе усердно трудятся на моей ниве и потом пожинают достойный меня урожай.
Кого я облачаю в превозношение, – продолжал сатана, – того снабжаю орудиями высокоумия, висящими у меня на шее. Тем самым даю поклонникам моих соблазнов и славу в жизни, и богатство, и прочие достижения, которые отошедшим от Бога кажутся благом. Вот посмотри, что у меня на груди? Это сосуды моих помыслов, которыми я спаиваю сердца до нечестивого похмелья, помрачая благочестивые мысли тех, кто желает помнить о будущем, и забвением истребляя в них память. А те сосуды, которые висят на чреве моем, исполнены бесчувственности, и с их помощью превращаю людей в бессмысленные существа, живущие хуже скотов. А сосуды, находящиеся под чревом, возбуждают невоздержанность и постыдный разврат.