— Значит, я давно сошел с маршрута? — пролепетал Антей.
— И не достигли зоны действия радиобуя.
— Но позвольте. Кроме автоматического счисления существует астронавигация. Я дважды проводил замеры…
— А у вас не было временной потери изображения звездного неба?
— Был один провал. Но я решил, что это дополнительная вводная экзаменаторов, так как через полчаса картина восстановилась.
— Я так и думала. Хитрая механика получается. Сначала лучи звезд искривлялись в сторону потока и «помогали» искажать курс. После разрыва изображения образовались новые квазиориентиры внутри потока. В результате корабль еще круче отвернул от истинного направления. Цепь занятных случайностей, пролет в слабоискривленном пространстве…
— Ничего не понимаю, — Антей потерянно потер лоб. — Товарищ генерал, разрешите отбыть для повторного прохождения практики?
— Отставить, курсант Шимановский. Не разрешаю. В непредусмотренных инструкцией условиях полета вы показали себя опытным и квалифицированным космонавтом. Чего же теперь нервничаете словно барышня?
Антей опустил голову.
— Есть ли замечания у высокомудрых психологов? — Генерал обратил взор к столу комиссии.
Из-за графина высунулся щупленький человечек с красными глазами и до того острым профилем, что на него было колко смотреть.
— Проблема, видите ли, требует длительного изучения. Имеются фотограммы и электронные записи двухсторонних разговоров. В факт контакта я безусловно не верю. Но он неоспоримо свидетельствует о невиданных возможностях биосвязи. Мы идем, так сказать, впереди новой гипотезы…
— О пришельцах? — по обыкновению ехидно спросила Дельта.
Кварк странно посмотрел на нее:
— Такое предположение ближе прочих к истине. — Он помолчал, почесал нос. — Эпизодичность появления и исчезновения нейтринного потока у пределов Солнечной системы, почти мгновенный выход потока на полную мощность скорее прочих обстоятельств подтверждают его искусственное происхождение. Энергетический канал прекрасно отражал луч локатора. И не искривлялся вблизи Плутона согласно законам небесной механики. Да-с.
— Смею ли я думать, что именно звездолет, прибывший на рандеву с курсантом Шимановским, образовал этот канал? — поинтересовался психолог.
— А это нам любезно разъяснит Делла Сергеевна, — отрезал Кварк.
— Что ж, попробую. — Дельта положила ладонь на пульт. — Вы ведь и в самом деле настаиваете на способности нейтрино отражать луч?
— Я отвечаю за свои слова, коллега. В конце концов, посмотрите первоисточники.
— Непременно. А пока позвольте с замедлением продемонстрировать тот же кадр. Обратите внимание, как «иносапиенс», слегка запаздывая, дублирует Шимановского. Вот они сближаются… Видите, фигурка чужого звездолетчика заметно подрастает? Но невидимая стена не пускает космонавтов друг к другу. Потому что энергетический канал защищен оболочкой, отбрасывающей не только материальные тела, но и все виды излучений. Такая же картина обнаруживается практически на всех кадрах фотограммы «контакта». Из чего я делаю вывод «Мирмико» уткнулся в сложно устроенное зеркало. Таким образом, никаких пришельцев не было. Антей Шимановский «вступил в контакт» с собственным отражением.
Амфитеатр взвыл. Курсанты топали ногами, свистели, улюлюкали. Оба букваря, обнявшись, встали и громко скандировали: «Был пришелец! Даешь пришельца!» Вся аттестационная комиссия разбилась на лагеря, и каждый лагерь, не стесняясь в выражениях, что-то доказывал другому. О Шимановском забыли. Казалось, уже ничто не остановит разбушевавшуюся людскую стихию.
— Сми-и-ир-рна! — гаркнул генерал таким басом, что, раскатившись по аудитории, он всосал в себя все шумы и оставил тишину, которой невозмутимо воспользовалась Дельта:
— Материалы полета требуют более тщательного изучения, а отнюдь не легкомысленного просмотра. Слабое вторичное нейтринное излучение каким-то образом катализировало подсознание пилота, обостренное еще обстановкой псевдоконтакта. Я не знаю, почему запаздывали действия мнимого двойника, видимо, под оболочкой потока течение времени замедлено. Не понимаю, что могло разделить одинаково излученные мысли Шимановского: когда он говорил за себя, их непосредственно принимала биосвязь, зато подсознательные ответы за двойника приходили к Эске отраженными, усиленными и как бы сфокусированными по ту сторону зеркальной защитной оболочки. Нужны эксперименты для подтверждения возможности некоторого рассогласования светового отражения и оригинала. Но именно совокупность странностей и обманула сначала дипломника Шимановского, а потом ввела в заблуждение всю нашу аттестационную комиссию, которая два дня изучала материалы полета и не заметила ложных предпосылок. Я позволю себе напомнить уважаемой аудитории, что описания планеты и чужого звездолета вообще явились галлюцинацией курсанта и не зафиксированы фотограммой.
— Но ведь тогда получается… — Психолог вскочил. — Получается, наш тест никуда не годится?
— Я понимаю, что вы хотите сказать…
— Боюсь, товарищ генерал, даже вы пока этого не понимаете. Ведь что знал курсант Шимановский до этой воображаемой встречи в космосе? Школу, училище, стартовую площадку, не так ли? Каких людей, кроме родителей, видел за свою жизнь? Учителей, профессоров, офицеров. И все. Надо прямо сказать, не всегда даже среди нас попадаются лучшие представители человечества. В результате Землю представляет человек, чье подсознание активно борется против любой мысли о превосходстве иной цивилизации над земной. Мы выходим во Вселенную со старыми представлениями о мире, товарищ генерал. А ведь в любой момент в нашем космическом дворике, даже в собственном доме мы можем встретиться с другими мирами. Готовы ли мы к этой встрече?
— Нет! — самокритично выдохнула аудитория.
— Так разве не пора нам даже на воспитание детей взглянуть сквозь толщу всей земной атмосферы? Космическая раса не рождается сама собой. Ее надо делать сегодня. И каждый день.
— Да. Придется прекратить одиночные вылеты. — Генерал встал, подошел к Антею, с солдатской прямотой неожиданно обнял и притиснул к орденам железными руками. Потом отступил на шаг. — Поздравляю вас с первым офицерским званием, Шимановский. Вы будете храбрым и знающим водителем кораблей. Но, боюсь, вас никогда не назначат командиром рейса. У них, — он кивнул в сторону психолога, — у них это называется контактной несовместимостью. Хотя лично мне ваш антропоцентризм по душе.
Генерал взял со стола кожаную папочку с материалами полета «Мирмико» и скомандовал:
— Вольно. Экзамен окончен.
Едва за комиссией захлопнулась дверь, буквари и старшекурсники кинулись к Антею. Следом, увлеченные движением воздуха, с пола поднимались обрывки отживших программ — теста номер семнадцать.
Расскажи мне про Стешиху, папа…
Она влетела в луч фары и на мгновенье остолбенела — прежде, чем ее сшиб радиатор.
Я притормозил, выскочил из машины, поднял ее, еще теплую, недвижную, подышал в клюв. У нее были выпуклые, разведенные к краям лицевого диска глаза и длинные пушистые штанишки, до того пушистые — словно мельчайшая воздушная кольчужка. Я и не подозревал, что совы вблизи так красивы.
Подошел Олег, сокрушенно поцокал языком, легкомысленным движением — растопыренной пятерней, в два гребка, от затылка на лоб — пригладил волосы. В свои тридцать два года он все еще юно круглолиц, розовощек, мальчишковат.
На мою руку с птицей падал непрямой отблеск света фар.
— Разбилась? — спросил Олег. — А ты и затосковал?
— Жалко… Красавица…
— Душевный… — издевательски протянул он. — Брось расстраиваться, сама виновата.
— Будто ей от этого легче…
— Хочешь, закажу тебе из нее чучело?
Я не ответил, осторожно положил птицу на заднее сиденье, тронул стартер. Настроение испортилось. Я погнал машину, зло давя на газ, не так из чувства вины, как от сознания плохо законченного дня. Есть случайности, сразу выбивающие из колеи. Еще бы: с одной стороны хрупкая сова, с другой — слепая торпеда мчащегося сквозь ночь автомобиля. Сравнение не в пользу природы…