Она подпрыгнула, раскинула руки, сжалась. И, мгновенно уменьшившись, взлетела в ночное небо совой. Это было чудо полета. Сова парила по кругу — на недвижных крыльях, в легчайшей кольчужке удивительного оперения, беззвучно и точно вписанная в ночь подобно Духу Воздуха.
— Не бойся, я приду! — донеслось из темноты.
Сзади бабахнуло.
Я обернулся, прыгнул, успел пригнуть ружье к земле до того, как прогремел новый выстрел. В ногу что-то ударило, но боли я сгоряча не почувствовал.
— Ты… — я запнулся. Даже спасительная во всех случаях брань не шла в голову.
— Идиот! Не догадался придержать дверцу! — прорычал Олег. — Может, единственный в жизни шанс…
Я все еще тянул на себя горячие дымящиеся стволы. Тянул и прислушивался. Нигде не было ни шороха, ни падения, ни стона, ни крика. А полет у сов совсем беззвучный.
Олег швырнул ружье на заднее сиденье и ждал, поставив ногу на ступеньку и налегая подбородком на открытую дверцу. Я возился со стартером, машина не хотела заводиться. Видно, подсели аккумуляторы. Я сплюнул. Хромая, побрел крутить ручку.
— Давай я, — с готовностью предложил Олег. На мое счастье, мотор завелся.
— Ты не сомневайся, я целил в крыло, — беспокойно пояснил Олег, когда машина тронулась.
— В руку, — машинально поправил я, притормаживая у павильона автобусной остановки.
Кто-то разбил здесь лампочку. Но с помощью спички в расписании можно было разобраться.
— Ты зачем остановился? — спросил Олег.
Я молчал, сложив руки на баранке. Прошла минута, другая. На степь накатывала предутренняя сырость, заставившая меня поежиться. Где-то вверху рокотал рейсовый самолет Ташкент-Дели.
Олег понял. Открыл дверцу машины и вышел.
— Ружье возьми, — напомнил я.
Но он уходил к павильону и не оглянулся.