— Не понимаю, — прошептал Фуркум. — Терну, что он говорит?
Шеркен хотел ответить, но мягкий женский голос опередил его.
— Мой сын говорит, что вы очень добрый, — произнесла по-лангорски мать, приподняв голову. По человеческим меркам она была достаточно красива, несмотря на морщины и легкую седину, и говорила с заметным секкинским акцентом, медленно, с трудом подбирая слова.
— Вот оно что, — сказал Фуркум. — Мы… мы вас не обидим.
Женщина перевела его слова. Мальчик обнял ногу тикку, который был в два раза выше него, и вновь заговорил.
— Он благодарит вас, — улыбнулась женщина. — Нас очень долго держали здесь эти страшные люди. Некоторых из нас убили. Вы спасли нас.
— Не благодарите, — холодно сказал Терну. — Мы здесь не за этим.
— И все же, — возразила мать, — вы не дали им убить и нас.
Шеркен заметил, что другие солдаты тоже разговаривают и даже шутят с заложниками; атмосфера разрядилась. Лангориты и люди ненавидели друг друга, но скука — общий враг, и с ней им порой приходилось бороться вместе.
— Все будет хорошо, — сказал Фуркум. — Ничего не бойтесь. Мы вас защитим.
— Я вам верю. Меня зовут Алген, — ответила женщина и кивнула в сторону сына, — а это Овур.
— Алген, расскажите нам, что здесь произошло, — попросил тикку.
— На нас напали под Хандолом, по-лангорски он называется Хинтори. Мы живем очень бедно, — начала женщина, гладя сына по растрепанной голове. — Бароны народа гэр часто похищают нас и заставляют работать целыми днями, даже детей и больных. От них нет никакого спасенья.
— Гэр поддержали восстание, верно? — спросил Терну. — Видно, одних рабов им мало.
— Их рабство не такое, как ваше, — вздохнула женщина. — У нас есть поговорка: «не хочешь служить лангориту в радости, будешь служить гэрцу в горе». Плети гэр убили много невинных людей.
— Будь я человеком, предпочел бы плети, — сказал Шеркен, — от хессена не избавиться.
— Хессен пьянит, плеть ранит, — грустно проговорила женщина, — что лучше — мне неизвестно.
Где-то неподалеку раздался смех.
— Великие Звезды, Терну, это же ужасно, — прошептал Фуркум другу на ухо. — У них же нет никакого выбора…
— Разве у нас есть? — грустно ответил лейвор и вновь обратился к женщине; его голос звучал уже не так холодно, — что было дальше?
— Так не должно быть, — пробормотал рядовой Мурдикин.
— Барон Абнор Долминон, так звали гэрца, похитившего нас. Они отвезли нас на какой-то склад в Рикиве, — продолжила женщина. — Жестокий человек, командир мятежников, привез с собой несколько ящиков с чем-то, я не поняла, с чем, но это были не деньги. Они поговорили на гэрском языке, потом барон и его люди уехали, а командир приказал связать нас и прикрываться нами на войне. Мой муж просил, чтобы оставили детей, но… — по ее щеке прокатилась слеза.
— Aideris khestet, — сказал Терну. — Вечная смерть.
Ингрив, слушавший их беседу издалека, молча покачал головой. Поверье лангоритов гласило, что худшее, что может случиться с мертвецом — это воскрешение; смерть для имперца — награда и бесконечный отдых, но Терну знал, что люди ее боятся; он ощутил вдруг странное, незнакомое чувство, и ему захотелось помочь.
— Спасибо, — женщина печально взглянула на Овура. — Он этого не видел.
— Это хорошо, если не видел, — сказал, медленно подходя, Ингрив, — слишком молодой еще. Повезло. У него все впереди.
— Я всегда мечтала о двойне, — Алген вытерла слезу. — Пока не поздно, я надеюсь.
— Поздно никогда не бывает, — улыбнулся тикку, — вот выберетесь отсюда…
— Если, Фуркум, — сказал Терну, — если.
Внезапно до них донеслись звуки перепалки. Один из заложников, мужчина среднего возраста, оттолкнул солдата от себя и что-то громко крикнул по-секкински.
— Что он говорит? — спросил Фуркум.
— Мы оккупанты, он нас ненавидит, — ответил лейвор.
Тем временем между солдатом и мужчиной завязалась драка: имперец толкнул заложника на землю, люди закричали. Алген закрыла глаза.
— Тихо, тихо… — попытался успокоить заложников Ингрив, но люди не слушали; внезапно в руке одного из них сверкнул нож. Выражение лица сержанта изменилось; солдаты, минуту назад непринужденно болтавшие с заложниками, теперь смотрели на них сквозь прицелы автоматов.
— Казнить всех, — холодно приказал Ингрив.
— Что?! — Фуркум посмотрел на него круглыми глазами. — Они же еще ничего не сделали!
— Третий принцип, — безразлично ответил сержант, — «презри жалость».
— Я думал, вы говорили, что семи принципам не нужно следовать! — отчаянно крикнул тикку. Остальные молча смотрели на их спор. — Это было пять минут назад! Что вдруг изменилось?