Затем Мэгги добавила:
– Но это было до меня. И, на самом деле, я не знаю, действительно ли папочка продал бы её или просто собирался выудить у принца маленькое состояние в драгоценностях. Её отец был никчёмным, но не злым.
– До тебя? Когда ты вошла в её жизнь, Мэгги?
Мэгги запыхтела и неодобрительно покачала головой.
– Не представляю, как я должна вам рассказывать эту историю. Но думаю, раз уж вы собираетесь… – она вдруг наклонилась вперёд, внимательно вглядываясь в лицо Хьюго. – Что вы намереваетесь делать с мисс Кит, если…
– Когда.
В ответ на его категорический отказ рассматривать возможность поражения черты Мэгги смягчились.
– Хорошо, когда мы найдём её. Что вы намереваетесь с ней делать, сэр?
– Жениться на ней.
Мэгги откинулась на спинку сиденья, шурша бомбазиновыми юбками.
– О, сэр, я надеялась… Я и не мечтала… – слёзы покатились по её щекам и она на ощупь начала рыться в своей сумочке. – О, провались оно пропадом, где этот носовой платок! – Она хлюпала носом и улыбалась сквозь слёзы, струящиеся по лицу. – Я так рада, сэр. Я всегда беспокоилась, что она никогда... о боже, ну где же эта чёртова вещица? Мисс Кит, она… знаете, она действительно прелесть.
Хьюго улыбнулся, и, наклонившись вперёд, подал ей сложенный белый платок и тихо сказал:
– Да, Мэгги, я знаю.
Через некоторое время, когда Мэгги успокоилась, он откинулся на подушки, закинул свои длинные ноги одну на другую и произнёс:
– А теперь, Мэгги, я хотел бы услышать, как вы познакомились с Кит, когда ей было, думаю, тринадцать.
– На самом деле, она сама должна вам рассказать…
Хьюго снова улыбнулся:
– Она расскажет, не сомневайся. После того, как мы поженимся.
Мэгги уступила:
– Ну, хорошо. Меня отправили работать служанкой, в общем-то, няней, в одну английскую семью в Индии. Но, когда я туда добралась, обнаружилось, что вся семья – благослови, господь, их бедные души – даже дети, умерли от жёлтой лихорадки. Так что для меня, конечно, не было работы. Правда, в Компании предлагали мне работу, но все эти болезни и грязь, сэр! Вот я и не захотела оставаться, а поскольку они ещё и предложили оплатить мне обратный проезд…
Она пожала плечами.
– Ну, значит, я обосновалась в маленькой гостинице в Калькутте, дожидаясь, когда придёт следующее английское судно, чтобы забрать меня домой. Я жила там уже несколько дней, и вот однажды ночью что-то меня разбудило, какой-то шум. Я поднялась с постели узнать, что там такое. У меня была одна из таких подставок для зонтиков, в виде слоновьей ноги – её купил мне мой папаша, – и я стала махать ею, думая ударить незваного гостя этой штукой по голове. Ну, короче говоря, оказалось, что я машу подставкой над маленьким, тощим и грязным индийским мальчиком, скорчившимся в углу моей спальни. Он был напуган и держался за живот.
Рассказывая, Мэгги всё время смотрела Хьюго в лицо.
– Само собой, я изо всех сил заорала на него, громко, только чтоб напугать, не думая, конечно, что он поймёт – ясное дело, я орала на него по-английски. И тут! Я просто потеряла дар речи, когда он ответил мне – на английском!
Хьюго нахмурился, не понимая, к чему она ведёт.
Мэгги же продолжала:
– И это был вовсе не ломаный английский какой он мог бы перенять у матросов или ещё где. И не тот, на каком говорит простой народ вроде меня, – она помолчала. – Так говорят только джентри.
У Хьюго вырвался сдавленный звук, когда он понял, о чём она толкует.
– Ну, короче говоря, это оказался и не мальчик, и не индиец – это была мисс Кит.
– Почему она держалась за живот? Что, была больна?
Мэгги неистово покраснела и, пока объясняла, смотрела в окно на поля, мимо которых они проносились.
– Нет, сэр, она… она сказала, что у неё… кровотечение. Я стала проверять, нет ли у неё ран, и вот тогда обнаружила, что это девочка. У неё случился первый приступ спазмов, от которых некоторые женщины страдают во время ежемесячных недомоганий. Она… э-э-э… ей, сэр, никто не сказал, что значит быть девушкой и чего ждать. Он – её папаша – одевал Кит, как мальчика, почти всю жизнь. И к тому же обращался с ней, как с мальчиком. Поэтому, когда у неё начались эти боли и она обнаружила у себя… э-э-э… кровотечение изнутри, то она, бедненькая, подумала, что умирает.