Не сказать, чтобы она была такой уж красоткой – о, она очень даже хорошенькая: миниатюрная, темноволосая, что сейчас особо модно, с довольно приятными чертами лица – аккуратным прямым носиком, неожиданно упрямым подбородком и изящными дугами тёмных бровей над очень выразительными голубыми глазами. Да, глаза у неё были лучше всего… такие голубые...
Но боже! Если бы он должен был смотреть на эту пресную улыбку и слушать жеманные "да-с" за завтраком каждое утро, он задушил бы эту женщину через месяц! По меньшей мере. Он был бы безгранично счастлив больше никогда не заговаривать с ней.
Но тут он с унынием вспомнил, что обещал ей ещё один бесконечный танец. За которым последует ужин. По крайней мере пирожки с крабами должны послужить достаточным возмещением за его мучения. Мистер Девениш очень любил пирожки с крабами.
– Ну, Хьюго? – к нему скользила Эмилия, расшитый бисером шёлковый шарф струился у неё за спиной в изящном беспорядке. – Что вы думаете? Вы всё выяснили об алмазной копи в Новом Южном Уэльсе? Надеюсь, вы не сообщили ей, что вы дядя Томаса!
Хьюго хмуро, исподлобья посмотрел на неё. Пятиминутная беседа с крошкой Синглтон вызвала в нём такое сильное расстройство и такое раздражение, каких он давно уже не испытывал. Но так просто сдаваться он не собирался. Он не желал признавать, что почти ничего не разузнал об этой жалкой девчонке.
Пока.
Хьюго Девениш не тот человек, который позволит себе быть побеждённым миленькой дикой птичкой. Побеждённым? Он удивлённо моргнул, когда поймал себя на этой мысли. Странное слово в этой ситуации.
Эмилия с нетерпением дёрнула его за рукав:
– Хьюго! Что вы ей сказали? Если она обнаружит, что в ваших жилах течёт кровь лавочника...
– Деви́ца скучна смертельно, – он раздражённо отдёрнул руку и разгладил смятую ткань.
– Но...
– В действительности, проведи я больше времени в обществе мисс Синглтон, я бы попал прямиком в Бедлам. Томас должен быть и впрямь доведён до отчаяния, если рассматривает брак с такой донельзя скучной маленькой простушкой, богата она или нет.
Эмилия с удивлением посмотрела на него:
– Простушка? Я не думаю, что она так проста, Хьюго.
Он пожал плечами.
– Ну, она или глупа, или настолько застенчива, что невозможно заметить разницы. Он закатил глаза. – И эта шепелявость! Невыносимо.
– Шепелявость? – смутилась Эмилия. – Вы точно уверены, что это та самая девушка, Хьюго? Мисс Синглтон не шепелявит. И я никогда не считала её застенчивой.
Хьюго гневно навис над своей родственницей:
– Не шепелявит? Вы оглохли? Всё, что я выжал из несчастной, это дюжину "да-с", адресованную моему жилету.
Эмилия сощурила глаза:
– Неужели? Как интригующе. – Приторная всепонимающая улыбка изогнула её тщательно подкрашенные губы: – Хьюго, вы взволновали бедное маленькое создание. Очень, очень занимательно. Она никогда не шепелявила в моём присутствии, и Томас, вне всякого сомнения, никогда о таком не упоминал, а он, я полагаю, обязательно бы мне сообщил. – Внезапно она нахмурилась. – Значит... мисс Синглтон подвержена чарам пожилых мужчин, тогда…
– Пожилой человек! – возмутился Хьюго. – Мне всего тридцать два, и вы очень хорошо это знаете, Эмилия! И вы, невестушка, имеете передо мной преимущество в возрасте больше чем в десять лет.
– Чепуха, только семь! – немедленно парировала Эмилия. – Мне пока ещё не перевалило за сорок – нет, я даже говорить об этом не могу. Очень негалантно с вашей стороны затронуть сей неприятный предмет, – она отмахнулась от его возражений. – Дело в том, Хьюго, что я знаю, каким неотразимым мужчина вашего возраста и опыта может показаться только сошедшей со школьной скамьи крошке.
Хьюго открыл было рот, чтобы возразить, но Эмилия всё продолжала:
– Она, должно быть, питает к вам tendre [1], нежные чувства, почему бы ещё она шепелявила и вела себя так застенчиво? Послушайте меня, с другими она не так скромна. Спокойная, с милыми манерами, да. Но я нашла её совершенно свободной в общении, ни капли застенчивости. Нет, если у неё к вам появляются tendre, это ещё одна причина, почему вам, вне всякого сомнения, следует держаться вдали от неё.