– Потому, чёрт побери! И я получу ответы, во что бы то ни стало.
Должно быть, он побрился перед оперой. Тонкий аромат мужского одеколона дразнил её обоняние.
– Вы теряете время, – ответила Кит. – Мистер Девениш, вас не касается, что я делаю или не делаю.
– Проклятье! Меня это очень даже касается, девчонка!
Она почувствовала, как в нем снова поднимается гнев.
– Чепуха! В целом мире не найдётся ни единой причины, по которой я должна перед вами отчитываться, – и опять она попыталась освободить свои руки. И опять её усилия оказались тщетны.
– Да по какой угодно причине! И вы объяснитесь!
– Да с какой стати? Вы мне не родня, и я вам ничего не должна, – она сердито дёрнулась, но он снова не позволил ей сдвинуться.
– Нет, не родня, и я чрезвычайно этому рад!
– Рады? Ха! Вы не можете быть этому так рады, как…
Он уже стоял к ней настолько близко, насколько только может стоять мужчина рядом с женщиной: тело к телу, грудь к груди, соприкосновение кожи, смешение запахов. Он просто чуть наклонил голову и медленно и властно накрыл её губы своим ртом.
Её речь, дыхание, душа – всё замерло.
Его сердце стучало рядом с её. Или, как знать, может, это стук её собственного сердца?
Он отпрянул.
Она шагнула следом, оставаясь стоять вплотную с ним.
Он отпустил её руки, которые сами собой обвились вокруг его шеи и притянули его ближе.
Он обхватил Кит за талию и слегка приподнял, прижимая к себе. Они были словно китайский символ инь и янь, её изгибы идеально подходили к его фигуре. И там, где их тела касались друг друга, её обжигало опаляющим жаром.
Огнём.
Его рот уговорил разжаться её губы. Он почувствовал вкус страсти, гнева и нестерпимого желания. И не мог им насытиться.
Никогда её так не целовали. Будто в душе у неё вдруг что-то ожило, прорвалось к жизни – что-то, о чём она даже не подозревала.
Внезапно он разжал объятия, и оба отпрянули друг от друга, тяжело дыша.
Между ними повисло долгое молчание, нарушаемое лишь отголосками оперы и шумом неровного дыхания двух человек, будто бы только что пробежавших целую милю.
– Вот почему это меня касается.
Мистер Девениш выглядел одновременно разъярённым, виноватым и торжествующим.
Кит ошеломлённо моргнула, всё ещё опьянённая поцелуем, огненной печатью горевшим на её губах, оставившим свой вкус у неё во рту. И этот мужской запах, от которого затуманивает разум... Через минуту смысл слов мистера Девениша проник во взбудораженное сознание Кит.
– Меня касаются все ваши дела.
Она молча потрясла головой: «Нет».
Его взгляд вспыхнул неистовым огнём:
– О, да во имя!.. Вы должны положить конец этому безумному занятию. Если вам нужны деньги – можете не беспокоиться, у меня много денег.
Она сглотнула, услышав прерывистый хриплый голос, и снова потрясла головой.
Он обхватил её лицо дрожащими руками:
– Знаю, я, конечно, не бог весть что, но я очень богат. И делаю вам достойное предложение. – И с грубоватой нежностью добавил: – Выходите за меня замуж.
Её глаза наполнились слезами, и она выскользнула из его нежного объятия. Сморгнув солёные капли, Кит помотала головой в третий раз:
– Мне очень жаль, но я не могу…
– Но ведь, вне всяких сомнений… Вас же повесят, если поймают, – он оборвал сам себя, лицо выдавало напряжённую работу мысли. – Если вам нужна уверенность…
Так и есть, ей необходима уверенность, разве могло быть иначе? Ни разу в жизни Кит не довелось испытать, что такое уверенность.
Однако гораздо сильнее её душа просила о любви.
Он предложил деньги и уверенность. Не любовь. Но всё равно предложение казалось изумительным, намного бόльшим, чем она имела право надеяться. Но только что сама Кит могла предложить взамен?
Чужое имя. Преступное прошлое. Запятнанное будущее.
Вся дрожа, Кит отвернулась и стала на ощупь искать свой носовой платок. Хьюго протянул ей сложенный квадратик превосходного белого льна:
– Вот, – прохрипел он.
Стараясь сохранить непринуждённое спокойствие, никогда не покидавшее её прежде, Кит вытерла слёзы, кое-как сдерживая мучительные, рвущие грудь, рыдания, высморкалась, решительно расправила плечи и повернулась к нему.
– Благодарю вас за столь лестное предложение, мистер Девениш, – сказала она дрожащим голосом, который сводил на нет все её жалкие попытки сохранять холодные формальности. – Я не могу его принять.